Макс Фрай - Желтый

Иоганн-Георг подмигнул Эдо:

– Отлично я со временем подгадал. Последний рейс только что закончился, но пассажиры уже успели выйти, такие молодцы. Теперь наша очередь.

Спросил, потому что и правда не понял:

– Наша очередь – что?

– Кататься на рождественском поезде. Такая у нас будет экскурсия. Не знаю, как вы, а лично я уже задолбался бегать по морозу пешком.

С этими словами он сунулся в кабину водителя, улыбнулся, как целая рота Джоконд и сказал таким обыденным тоном, словно просил зажигалку:

– Я на своей земле, в своем праве. Покажите нам, как управлять этой штукой, и идите гулять.

Удивительно было не это, мало ли что может сказать конченый псих, а то, что водитель рождественского поезда, взрослый мужчина за пятьдесят с суровым лицом отставного военного, сразу, без возражений начал объяснять назначение кнопок и рычагов. Иоганн-Георг пихнул Эдо локтем:

– Запоминайте. Таких, как я, в здравом уме за руль не пускают. Нажимать разные прикольные кнопки – ваш крест.

Запоминать было особо нечего. Это же только называется «поезд», а по сути – почти обычный автомобиль. Но Эдо все равно внимательно выслушал объяснения, даже задал пару вопросов, как будто это была – ну, просто экскурсия, в ходе которой взрослые дяди объясняют школьникам устройство разных сложных вещей. Опомнился только когда водитель, прихватив куртку, вылез из поезда.

– Где-нибудь час погуляйте, – сказал ему Иоганн-Георг. – Потом возвращайтесь. Не навсегда забираю, мне только поиграть.

Водитель молча кивнул и поспешно ушел, застегиваясь на ходу.

Это как вообще? – растерянно думал Эдо. – Что за нелепое ограбление по-даосски? Почему водитель его послушался? Ему же, если что, отвечать… Или они знакомы и заранее договорились меня разыграть? Это единственное разумное объяснение. Но зачем я нужен – ему или им?..

Иоганн-Георг ухмыльнулся. Сказал:

– Сейчас вы – не мой сон. И мне, соответственно, не следует читать ваши мысли. Но знали бы вы, какими крупными буквами они написаны у вас на лице! Чем гадать, садитесь скорее, не разбивайте мне сердце. У нас в городе нет трамваев, как вы уже и сами наверное заметили. Поэтому я в детстве мечтал украсть паровоз.

– И угодить за решетку, – мрачно добавил Эдо. – Спасибо, я как раз специально приехал, чтобы посидеть в местной тюрьме за угон городского транспорта. Именно то, что надо, – и чувствуя, как в нем наконец-то закипает гнев, которого тщетно ждал с момента появления этого типа, добавил: – Ищите других идиотов, я пошел.

И действительно развернулся и пошел вслед за водителем поезда, в сторону большого, сияющего фонарями проспекта. Иоганн-Георг не стал его догонять. Только сказал негромко:

– Это плохая идея. В моем присутствии никому нельзя становиться меньше себя самого.

Прошел примерно квартал, чувствуя, как вместо долгожданного облегчения в нем поднимается злое глухое отчаяние. Как будто меня уже застрелили, я пока ничего не почувствовал, но вот-вот почувствую и рухну на землю, буквально через пару шагов, – думал он. Но конечно не падал – с чего мне падать, никто же в меня не стрелял. А то, что кажется пулей в сердце, и есть само сердце. Оно у меня теперь вот такое – маленькое, злое, тяжелое, твердое; жить с таким сердцем будет тошно, зато умирать, готов спорить, легко.

Прожил с этим новым сердцем минуты, наверное, три, а потом не выдержал, развернулся и не пошел, побежал назад.

Иоганн-Георг стоял возле белого поезда. В зубах он сжимал не сигарету, а какую-то длинную тонкую палку. И яростно чиркал спичками. Наконец палка вспыхнула, взорвалась сотней сияющих брызг, и Эдо понял, что этот псих раскуривал бенгальский огонь.

– Торжественный фейерверк в честь вашего возвращения, – объяснил тот, вынимая искрящийся прут из зубов. Взмахнул им, как дирижерской палочкой. Сказал:

– Вы даже не представляете, как горько мне было вас потерять. И как легко я бы мог вас вернуть. Тот самый случай, когда даже руками ничего делать не надо, достаточно просто позвать. Но я, конечно, не стал бы. Впрок идут только те безумства, которые выбрал сам.

Эдо молча пожал плечами. Занял водительское место. Похлопал по соседнему креслу – давай сюда. Иоганн-Георг с удивившей его аккуратностью отнес бенгальский огарок в ближайшую урну и только после этого сел рядом. Скомандовал:

– Поехали. Лучше помедленней, пока не освоитесь. Хотите, могу показывать дорогу, а хотите, сами выбирайте маршрут. Это не принципиально. Главное, на проспект сейчас не сворачивайте, он в выходные пешеходный у нас.

– Показывайте, – решил Эдо. – Мне все равно, куда ехать. Я же вообще не знаю, где у вас что.

После того, как отъехали от остановки, наконец спросил прямо, как давно собирался, да все почему-то не мог решиться:

– Вы вообще кто?

– Я вам уже говорил: Мефистофель и Маргарита в одном флаконе, чтобы не дать вам заскучать, – ухмыльнулся тот. – А если по Проппу, то волшебный помощник. И совершенно точно не антагонист!

Но Эдо было не сбить с толку.

– Я слышал, вы сказали водителю: «Я на своей земле, в своем праве», или что-то вроде того. И он сразу послушался, хотя, по идее, не мог. Вы что… тайный правитель этого города? Ну или как это называется?..

– Что-то вроде того, – легко согласился тот. И мечтательно повторил: – «Тайный правитель этого города». Слушайте, спасибо за идею. Отлично звучит! Надо будет не забыть присвоить себе императорский титул. Чем я хуже Юлия Цезаря? Тоже умею спать и лопать не по расписанию, а когда вздумается, ничего сложного в этом нет…

– Ну, по этим критериям и я вполне гожусь в императоры, – усмехнулся Эдо. И самовольно, не дожидаясь команды, свернул в отходящую от площади улицу. Объяснил: – Она мне понравилась. А запрещающих знаков здесь вроде нет.

– Пересчет маршрута! – объявил его спутник механическим голосом девушки из навигатора, удачно поймав характерную интонацию: «За что мне все это, я была добрым роботом и заслужила покой».

Смеялись они после этого долго, полгорода успели исколесить; как только начинали успокаиваться, Иоганн-Георг снова говорил страдальческим механическим девичьим голосом: «Через сто метров поверните направо», – и это было гораздо хуже, чем просто палец показать.

Но езде веселье не особо мешало. Эдо сам не заметил, как освоился с управлением, словно всю жизнь водил этот бутафорский праздничный паровоз. И так разошелся, что прибавил скорости. И еще прибавил. И еще.

Неожиданно – впрочем, когда не знаешь город, все случается неожиданно – выехали на набережную большой широкой реки, украшенную рождественской иллюминацией. Противоположный берег прельстительно сиял разноцветными праздничными огнями, казался россыпью драгоценностей, как всегда представлял их в детстве – лежат и мерцают во тьме пиратского сундука.