Макс Фрай - Желтый

– А она точно-точно несбывшаяся? – переспрашиваю я, заранее прикидывая, что буду делать, если он скажет: «неточно». Умереть на месте от ярости, сам понимаю, не вариант.

– А то ты сам не видишь, что вокруг происходит, – укоризненно говорит Стефан. – Я в курсе, что ты вечно всем недоволен, но…

– Не «всем», а людьми. Многими, но, справедливости ради, даже не то чтобы всеми подряд. И в основном только тем фактом, что не стараются прыгнуть выше своей головы, расположенной всего в каком-то сраном метре с кепкой от пола – казалось бы, перепрыгивай, не хочу. Но ты прав, конечно. Мрачное свинство здесь не повинность, а только возможность. Самая легкодоступная, но далеко не единственная. Всего лишь одна из.

– Вот и я о том же.

– Ладно. Но тогда какого черта эта идиотская никому не нужная несбывшаяся вероятность лезет из всех щелей? Почему именно она, а не какая-нибудь другая?

– Другие несбывшиеся вероятности тоже регулярно проявляются, – оживляется Стефан. – Просто с ними у нас никаких проблем. Во-первых, они, по большей части, скорее приятные и даже полезные, хоть силой народ туда загоняй. Во-вторых, степень достоверности у них обычно крайне низкая, поэтому никто там надолго не застревает. Да и отличия от оригинала, как правило, не то чтобы велики. В одной вероятности архитектура развивалась совсем иначе, в другой у нас на Ратушной площади ярмарки с каруселями по ночам, а в третьей столько Путей настежь открыто, что мелкие драконы по улицам шастают, и никто от них не шарахается, привыкли, как к кошкам и воронью…

– Погоди, с драконами – это что, тоже наша несбывшаяся вероятность? Не какой-то чужой удивительный мир?

– В том-то и штука. Драконы – звери нежные, в духоте не живут. Я имею в виду, заводятся только в тех реальностях, где все Пути нараспашку. И у нас бы водились, если бы кто-то вроде меня отыскался и принялся наводить свои порядки еще пару-тройку тысячелетий назад. Но не срослось. Однако вероятность такая была, поэтому иногда нам показывается город, населенный драконами. Очень его люблю. Жаль, конечно, что он так редко появляется. Все-таки вероятность подобного развития событий с самого начала была крайне невелика…

– Ага. От этого, значит, регулярность появлений зависит. А Серый Ад, как я с твоих же слов понял, чуть ли не каждый день возникает. Значит, эта вероятность – самая вероятная из несбывшихся?

– Ну в общем да, – неохотно отвечает Стефан. – Но «чуть ли не каждый день» это я все-таки немного загнул. На самом деле, максимум, пять – шесть раз в месяц. И степень достоверности редко выше двадцатой. Вполне можно жить.

– А «степень достоверности» – это вообще что?

– Чем ниже степень достоверности наваждения, тем легче выйти из-под его власти. Скажем, Серый Ад, куда попала наша Люси с компанией, имел четырнадцатую степень достоверности, поэтому они довольно быстро опомнились, стоило только самой чуткой девчонке закричать: «Все не так!» Будь степень достоверности, к примеру, ниже десятой, они бы все хором «не так» завопили. А с первой по третью даже вопить не пришлось бы. Столкнувшись с таким, любой нормальный человек только удивится: куда это я забрел? Из-за ремонта знакомые улицы не узнать. И что за тупая хрень мне в голову лезет? Меньше фейсбук надо было за кофе читать. И тут же все как бы само собой исправится и встанет на место. Серый Ад, как и любая другая несбывшаяся вероятность, легко разрушается естественным недоверием. И наоборот, укрепляется верой.

– Ясно. А что происходит, когда степень достоверности выше двадцатой?

– А то сам не понимаешь, что тогда происходит, – неохотно говорит Стефан. – Чем выше степень достоверности, тем больше у жертвы шансов решить, будто это и есть настоящая жизнь. Всегда так было, всегда так будет, ничего необычного нет.

– И укрепить наваждение своей верой?

– Что-то вроде того. Но до этого, как правило, не доходит. Просто не успевает дойти, потому что есть я. А я для всякой несбывшейся вероятности – самое горькое горе. Благо вижу вещи такими, каковы они есть. И степень их достоверности мне не указ.

– Круто, – киваю. – Ты – Бэтмен. Джеймс Бонд и Черный Плащ. Но ты же не сразу приходишь? Не в первый же миг?

– Не в первый, конечно. Но обычно довольно быстро – как только узнаю. А такое шило в мешке особо не утаишь. По крайней мере, навсегда в Сером Аду у нас до сих пор никто не оставался. Не сливался с ним настолько, чтобы потом вместе исчезнуть, я имею в виду. Хотя отравлений, конечно, было уже до хрена. Многих людей там сразу же тянет выпить. Или что-нибудь съесть. Оно и понятно: им хочется утешения. А никаких иных утешений в Сером Аду нет. И вот это засада. Им потом еще долго аукаются тамошняя выпивка и еда.

– Как они «аукаются»?

– Да понятно как. Ты же слышал, что Люси рассказывала? Можно не повторять? Ну вот, представь, что подобные мысли и ощущения продолжают грызть тебя изнутри. Не с такой лютой силой, то есть бороться при желании можно. Да только желания обычно нет. Отравленному кажется, будто он стал наконец реалистом, расстался с нелепыми иллюзиями, повзрослел. А что тоска грызет – ну так нормально, обычное дело для зрелого разумного человека такая тоска…

– Трындец какой, – я хватаюсь за голову. – Серый Ад исчезает, а завербованные им агенты остаются. И живут среди нас, распространяя заразу и увеличивая вероятность осуществления. И вот это ты называешь – «сами справляемся»? Охренеть как вы справляетесь. Чемпионы. Вот прям совсем помощь не нужна.

– Да нужна, кто бы спорил, – пожимает плечами Стефан. – Просто ты тут при всем желании не поможешь.

– Почему это?

– Потому что для тебя никакого Серого Ада нет. Это развлечение – для людей.

– Здрасьте. А кто я, по-твоему?

– Понятия не имею. Какая-то таинственная мистическая хрень, с которой никто кроме меня не умеет обращаться, да и я – сильно через раз, – ухмыляется Стефан. – Дай сюда руку. Фокус покажу.

Стефан чиркает зажигалкой, подносит ее к моей протянутой ладони. Любой нормальный человек сейчас отдернул бы руку, а то и заехал бы обидчику в нос, но меня легко развести на слабо. Поэтому сижу, не шелохнувшись, только сердито бурчу:

– Дети в подвале играли в гестапо? Хренассе фокусы у тебя.

– Вот такие фокусы, – удовлетворенно кивает Стефан, глядя, как пламя зажигалки панически мечется в стороны и наконец гаснет. Щелкает зажигалкой еще раз, и еще – с тем же эффектом. Улыбается мне: – Видишь, что происходит? Такая у тебя в последнее время отвратительная репутация, что даже огонь не решается тебя обжечь.

– Да это просто у тебя вежливая, интеллигентная зажигалка. И первый в мире огонь-невротик. Поздравляю. Ты их, бедняжек, довел.

– Не смешно, – огрызается Стефан.