Галина Липатова - Удача близнецов [СИ]

Младший паладин вошел в легкий транс и прибег к мистическому зрению.

В мистическом смысле чисто здесь, конечно, не было. Само собой, аллеманцы, даже те, кто продолжал тайком исповедовать Измененное Откровение, постоянно приглашали священников проводить здесь поминальные и очистительные службы, так что по-настоящему опасной нежити в этом склепе никогда не водилось. Но бывали тут и призраки, и беспокойники, и летучий прах. Сейчас Оливио не чуял и не видел ничего такого. И это ему казалось странным – ведь если сторож действительно видел беспокойницу, вставшую из гроба, то некротические или демонические эманации тут должны быть. Сторож по крайней мере верил в то, что видел. А беспокойники бывают только двух видов: либо восставшие мертвецы, то есть классическая нежить, либо захваченные бесформенным демоном мертвые тела. В том и другом случае в склепе в мистическом плане должно смердеть либо нежитью, либо демонами. А не смердело. Младший паладин списал это на свою неопытность и слабо развитое еще чутье, и решил, что уж в том зале, где сторож всё это и наблюдал, он точно учует хоть что-нибудь.

Решетчатые чугунные двери залов не запирались на ключ, только на засовы с акантами. Этого считалось достаточным, чтобы мертвые, если что, не смогли выбраться. Но паладинская практика свидетельствовала, что нежить очень изобретательна, если хочет добраться до живых… Оливио отодвинул засов и вошел в зал. Это была квадратная, довольно большая сводчатая камера, не так давно построенная. Вдоль трех стен стояли на невысоких фундаментах каменные гробы с тяжелыми крышками. Между ними под стенами на кованных железных подставках стояли большие курильницы и лампады. Ароматный дым олибанума, смешанного с можжевеловыми смолой и кедровыми опилками, сизыми полосами висел в воздухе и медленно уходил вверх, в узкие вентиляционные ходы.

Первым делом Оливио наложил на дверь и вентиляционные отверстия запирающие печати от нежити и демонов. Затем медленно оглядел помещение мистическим зрением и поморщился: здесь всё полыхало синим, словно тут кто-то регулярно творил мощные заклятия. На зеленоватое свечение следов некромантии это не походило. Отпечатков демонского присутствия тоже не наблюдалось. Вздохнув, Оливио собрал маны сколько смог (по правде сказать – очень немного), и медленно выпустил ее туманом, чтобы попробовать подсветить следы колдовства. Если тут творили заклинания, то от них должны были остаться хоть какие-то отпечатки.

Нового он ничего не увидел. Никаких четких линий, никаких структур, хоть отдаленно похожих на заклинания. Паладин такого не ожидал – это было необычно. Он подергал сережку-колечко в правом ухе и задумчиво сказал себе под нос:

– Вот черт. Выглядит, словно тут просто тянули и тут же сбрасывали ману. И всё… Но откуда ее тянули? Склеп-то построен по всем правилам, линий силы тут нет, только тонкие ниточки и рассеянная мана… Иначе б тут беспокойники толпами бегали. Кто-то принес амулет-накопитель и высвободил ману из него? Зачем? Чтобы свободная мана воздействовала на мертвецов? Куда проще было бы поднять зомби обычным способом…

Рассуждая, он оглядел помещение, подошел к самому крайнему справа ящику с плитой без надписей, уселся на него и достал из кармана сверток с перекусом, который ему наскоро собрали поварята на кухне. Снял перчатки, развернул бумагу. Внутри оказались два куска хлеба, между которыми были положены добрый шмат желтого дырчатого сыра и толстый ломоть ветчины, щедро намазанный горчицей. Паладин принялся ужинать, между делом разглядывая погребальный зал и мистическим зрением, и обычным.

Вдоль правой от входа стены тянулась надпись аллеманским алфавитом: «Бруненхаймы». Стену напротив входа украшала надпись «Шнайдеры», а ту, у которой на пустом гробе пристроился Оливио – «Вайсманны». Гробов здесь было по пять штук на каждое семейство. У Бруненхаймов и Шнайдеров заняты были только три, у Вайсманнов – четыре. На первый взгляд все здесь лежали спокойно, паладин не уловил ничего подозрительного. А вот на второй, уже дожевывая остатки хлеба, Оливио вдруг заметил, что один из гробов семейства Шнайдеров как-то слишком сильно отсвечивает синим в мистическом плане. Словно… словно там внутри находится мощный накопитель маны.

Аккуратно сложив бумагу, Оливио сунул ее в карман, надел перчатки и подошел к подозрительному гробу. Так и есть – на крышке виднелась свежая, недавно выбитая надпись: «Адельгейда Шнайдер, 10 мая 1220 – 10 мая 1239». Неделю назад умерла, да еще в свой день рождения. Оливио проникся к покойнице искренним сочувствием, и ему очень захотелось с этим делом разобраться. Не нравилось ему ни то, что он услышал от сторожа о семье девушки, ни то, что здесь, в гробнице, творилось. А творилось что-то странное. Не должно из нормальной, порядочной могилы так нести магией!

Оливио призадумался. По-хорошему бы надо сдвинуть плиту и посмотреть, что там внутри. Будь он опытным старшим паладином, как его наставник, то не пришлось бы – увидел бы всё, что надо, и сквозь камень. Но до такого мастерства Оливио было еще очень далеко. Вздохнув, паладин уперся в крышку, поднатужился… И тут вдруг услышал в коридоре негромкие шаги. Мгновенно приняв решение, он юркнул в угол, погасил там лампаду и присел между двумя каменными гробами. Отводить глаза его уже учили, и даже неплохо получалось, но все-таки ему сначала надо было увидеть того, кому глаза отводить.

Скрипнула чугунная решетчатая дверь, и в зал зашел худощавый высокий юноша в модном кафтане с большим воротником и такими же обшлагами. Из-под кафтана топорщились пышные рюши белого жабо и виднелись крупные пуговицы камзола. Штаны, чулки и башмаки на парне тоже были столь же модными, как и треуголка с серебристой бахромой и коротким плюмажем белых перьев. А на лицо он был самым натуральным аллеманцем, прямо пробы негде ставить.

Молодой аллеманец паладина не заметил. У Оливио создалось четкое впечатление, что не заметил бы и если б паладин не прибегал к отведению глаз – слишком он был сосредоточен на чем-то своем. Так что Оливио решил понаблюдать, что тот будет делать и зачем вообще сюда пришел.

Аллеманец подошел к гробу Адельгейды, опустился перед ним на колени, достал из внутреннего кармана конверт, из него вынул исписанную крупным почерком бумажку, положил на плиту. Затем достал из кармана флакон, выдернул пробку, поднял его повыше и застыл, глядя на него. Сказал по-аллемански:

– Их комме цу дир, майне шатце Адельгейда… – и поднес флакон к губам.

Оливио мгновенно вскинул руку, набрал ману и тут же сбросил ее силовым ударом. Флакон вылетел из пальцев аллеманца, ударился о плиту соседнего гроба и разбился вдребезги. Аллеманец вскрикнул, вскакивая. Оливио тоже поднялся и сказал: