Ольга Миклашевская - Люди под кожей [litres]

Новые шаги не заставляют себя ждать.

Это девушка на каблуках. Не на таких, какие привыкла носить Дарья, пониже, но цокот все равно в данных обстоятельствах звучит пугающе. Короткая обтягивающая юбка из искусственной кожи, на шее – аляповатый платок завязан пышным бантом. Волосы тоже светлые, как у Дарьи, но явно крашеные. На лицо девушка скорее похожа на переевшего хомяка, нежели на человека: круглая мордашка и надутые щеки плохо сочетаются с аккуратной фигуркой и тонкой талией.

На лице у незнакомки – гримаса откровенного ужаса.

Дарья судорожно ищет камеры, но на стоянке огромного торгового центра ни о чем таком позаботиться не подумали. По крайней мере, уж точно не на вечно пустующем последнем этаже.

Значит, никто ничего не увидит.

Преследователь появляется тут же. Лицо у него такое… Дарья морщится. «Дебиловатое». Рот словно не закрывается, глаза на выкате, по практически лысой макушке градом стекает пот.

– Ну все, мышка, попалась!!! – радостно кричит он девушке, руками опирается на колени и с широкой, довольной, как у клоуна, улыбкой пытается отдышаться.

Он не без наслаждения следит за тем, как жертва мечется в замкнутом пространстве, и Дарья довольно быстро понимает, что она задумала. Парковка наземная, построена быстро и с минимальными вложениями. На стенах сэкономили, а может, они здесь и не предполагались, поэтому перепрыгнуть через невысокое ограждение и сигануть вниз с высоты седьмого этажа – раз плюнуть.

Но это на случай, когда надежды уже никакой не останется, хотя откуда ей здесь взяться?

– Помогите! – надрывая легкие, кричит девушка. – Помогите, пожалуйста!

– Успокойся, – ухмыляется наглая рожа, – я тебе помогу. Я тебе так помогу, малышка, ух, закачаешься!..

Конечно, никто не слышит призывов о помощи, а если и слышит где-нибудь несколькими этажами ниже, то предпочитает делать вид, что ничего не происходит. Зачем мне чужие проблемы? Никто ведь никогда не узнает, что я вообще здесь был.

Дарья ждет. Вернее, это не она ждет, а человек внутри нее, хотя сейчас уже нет никакой разницы.

Маньяк не сомневается в победе. Он вальяжно прохаживается посередине площадки и даже принимается насвистывать не знакомую Дарье мелодию.

– Давай, мышка, вылезай из норки! – зовет он девушку ласковым голосом, только вот от каждого звука хочется сблевать на и без того грязный пол. – Ты там, наверное, замерзла, да? Давай согрею тебя своим теплом.

Ни одного матного слова, ни одного оскорбления, но ничего более отвратительного Дарья в своей жизни еще не слышала. Так говорят только сумасшедшие, а сумасшедших мы боимся особенно, потому что каждый из нас боится сойти с ума и оказаться на их месте.

Девушка то и дело поглядывает в сторону загородки, теперь уже более открыто. В ее глазах – вопрос прежде всего к самой себе. Что она выберет? Какая смерть хуже?

– Чего ты хочешь? – Она выбирает жизнь здесь и сейчас, но это не жизнь «счастливо и потом». – Почему не оставишь меня в покое?!

Девушка обнимает свое продрогшее тельце, пытаясь себя не то согреть, не то утешить. Холод, ледяной коркой покрывший все ее внутренности, не имеет ничего общего с температурой на улице.

– Неужели тебе нужно объяснять? Я думал, ты девочка умная. Иначе как бы с отличием университет окончила? – спокойно отвечает мужчина.

Он нарочито медленно разминает шею, и Дарья вдруг ловит себя на мысли, что одним движением бы переломила этот цыплячий участок тела.

– Отвали, Илья! Исчезни! – Девушка без всякой надежды по инерции продолжает пятиться назад. Маленькая каракатица, которую вот-вот заглотит ненасытный океан из бетона.

Дарью передергивает. Они знакомы?

– Думала, вот так просто уйдешь от меня? Поиграешь моими чувствами, похвастаешься подружкам, что хоть кто-то на тебя позарился, а потом «прости-прощай»? Ну уж нет, малыш, сама знаешь, бесплатный только сыр в мышеловке. Настала пора долги-то отрабатывать!

Еще совсем недавно преследователя и его жертву разделяла целая парковочная площадка. Теперь же по мановению волшебной палочки расстояние сокращается до дыхания. Они стоят вплотную друг к другу, носы почти соприкасаются.

Он что-то шепчет своей бывшей девушке на ухо, и Дарья не может расслышать, что именно.

Блузка трещит по швам. Маленькая псевдожемчужная пуговка бесшумно падает на пол и стремительно катится в сторону, пока не утыкается в заношенные «Найки» Дарьи.

В этот самый момент мужчина прекращает сдирать со своей подруги одежду, замирает и, как хищник, принюхивается. Это только вопрос времени, когда он повернет голову и увидит нежелательного свидетеля крайне интимной сцены.

– А ты кто такая? – Это первый раз, когда в словах проскальзывает страх. Он больше не верхушка пищевой цепи, и каким-то образом он это чувствует.

Дарья прикусывает нижнюю губу, делая вид, что озадачена увиденным. На самом же деле мышцы ее уже горят, ногам жарко, словно внизу не бетон – угли, и на месте оставаться уже физически невозможно.

– Твоя смерть? – На вкус фраза сладкая, как мед. Терпкая, насыщенная, с легким привкусом ярости и отвращения.

Мужчина сначала опешивает от такой наглости, а потом запрокидывает голову назад и гогочет, что есть сил. Смех пластиковый, поддельный, как сумочки, продающиеся на вещевых рынках. Руки его все еще лежат на талии девушки с большими щеками, словно в медленном танце.

– Лисенок, слышала? Вот такая же бабища, как ты. Тупая, своенравная. Думает, сильнее меня. Думает, важнее меня. А сама что грязь у меня под ногтями. – Говорит он все это девушке, но смотрит прямиком в глаза Дарье.

Уже темнеет, несмотря на ранний час. В сумерках, в полутьме автостоянки нужно время, чтобы понять, кто перед тобой на самом деле. Поэтому Илья и не подозревает о грозящей опасности, хотя интуиция и подсказывает, что что-то здесь нечисто. Но внутренний голос слишком слаб, чтобы пересилить непрекращающийся гул в голове.

Шаг, второй. Чем ближе, тем яснее. Беспросветно черные жучиные глаза со спрятавшимся внутри чертом жгут похлеще всякого огня. И Илья, и его жертва замирают, не в силах пошевелиться. Оба смотрят на Дарью с ужасом и в то же время не в силах ни отвести взгляда, ни закрыть глаза.

Дарья передвигается быстрее света, быстрее звука. Ее тело превращается в вспышку, мгновение. Еще секунду назад она была там, за столбом, в тени старых «Жигулей», а теперь она сама – Тень, которая заслоняет все живое.

Крик, который раздается сразу после этого, проигнорировать уже не получится. Это крик боли, сильной, отчаянной, беспросветной. Крик, в переводе на человеческий язык означающий «лучше бы я умер».

Илья по-прежнему держится за Алису, но уже как за спасательный круг, не как за трофей. Он обнимает ее за талию, а сам оседает все ниже и ниже, влекомый только болью, со скоростью огня распространившейся из паха во все тело, даже в мозг.