Ольга Миклашевская - Люди под кожей [litres]

Дарья никогда не считала себя верующей, но в этот момент в голове ее пролетает одна-единственная мысль: «Боже, помоги». Правда, чем именно, не уточнила.

Руки ледяные, никак не согреть. Ногти впиваются в нежную кожицу ладоней, и боль эта ни капельки не отрезвляет – только заставляет продолжать след в след повторять каждый шаг мужчины впереди. Он совсем рядом, стоит только руку протянуть – и можно будет коснуться скользкой поверхности дешевого пуховика цвета грязной неопределенности.

Дарья и правда протягивает руку – только не касается ею куртки, а червем заползает под нижнюю кромку, минует синтетический свитер, быстро находит ребра и изо всех сил вонзает ногти глубоко под кожу. Попутно пальцы задевают тонкие холодные проводки, очевидно, медицинские.

В отличие от предыдущей жертвы этот мужчина даже не кричит. Из него вылетает только едва различимый писк.

– Женщина, что вы делаете?! – визжит какая-то дама справа, вся в мехах и с бутылкой молока наперевес.

– Господи, что творится-то… Охрана, кто-нибудь позовите охрану!

Некий смельчак обхватывает Дарью со спины и пытается оттащить в сторону, но он слишком слаб по сравнению с ее внутренней силой. Вызови они бульдозер, и то неизвестно, справились бы с ней.

Ногти уходят глубже.

Из винно-водочного бутылочной пробкой вылетает бабушка с палочкой. В одной руке литровка, в другой – бутылек с армянским коньяком.

– Да что ж ты, ***, такое. – Это другой незнакомый мужчина присоединяется к первому, но результат все тот же. Дарья как приросла к кафельному полу. Дыхание ровное, внимание сосредоточено на чужом сердце, еще пока бьющемся.

Вот и охрана подоспела. Заспанный мужик ростом под два метра, который в своей жизни никого покрепче уличных хулиганов не встречал. А тут – женщина. Молодая, красивая, в дорогой одежде и с дизайнерской сумочкой под мышкой. Стоит позади другого покупателя и изо всех вдавливает что-то ему со спины. Тот только булькает, ничего больше сказать не может.

Наконец все заканчивается. С победоносным криком Дарья извлекает на свет сердце, пульсирующее, неровной формы. Человек, который придумал назвать «сердечком» форму из двух полукругов, наверное, был извращенцем.

Женщине в шубе плохо. Она валится на пол тут же, попутно задевая стеклянные бутылки с оливковым маслом, которые, как домино, валятся с полок и болезненно-желтыми пятнами растекаются по плитчатой поверхности.

– Полицию, полицию кто-нибудь вызвал?!

– Да щас-щас, погоди. Какой там номер?

– Ребята, вы что, больные, такое на телефон записывать?! Немедленно прекратите снимать! Долбанулись, что ли?

– Заведующая где? Администратор!!!

Сюрреалистическое кино ужасов, которое разворачивается посреди районного супермаркета, похлеще всего, что до этого в кинотеатрах видели все его свидетели. Потому что это реальность, а не набор спецэффектов и сценарных приемов.

Кровь любопытной осьминожкой вытекает из-под ботинок потерпевшего. Какое-то время он еще держится на ногах, но затем ничком валится на пол. И в отличие от женщины в шубе сам уже никогда оттуда не встанет.

На Дарье в общей сложности висит уже пяток смельчаков, но любые усилия бесполезны. Дело сделано, человек устранен. Какое-то время, пока все пытаются осознать произошедшее, в торговом зале стоит могильная тишина, но вскоре все вновь приходит в движение.

Бабушка осторожно тыкает мертвого мужчину палкой, но тот никак не реагирует.

Сердце в руках у Дарьи все больше и больше напоминает просто шмоток мяса из соответствующего отдела супермаркета. Это же не по-настоящему, это все неправда.

В довершение всей этой фантасмагории Дарья стряхивает с себя незнакомых мужиков вместе с охранником, как дерево стряхивает листву перед наступлением холодов. Никто не мешает ей выйти из магазина. Не может, даже если захотел бы.

Полицейская сирена уже близко, и Дарья вспоминает, как тогда, на пороге частной школы, она слышала те же самые сигналы и внутри нее не шевелилось ни единого нерва. Так и сейчас она просто идет в сторону стеклянных дверей, садится в припаркованную тут же машину и вставляет ключ в гнездо зажигания.

Всюду кровь, не ее, но все же. На руках, на пальто, уже и на сиденье машины. Будучи в состоянии шока, Дарья ловит себя на странной мысли, что прикидывает, как потом все это дело отмывать.

«Хорошо, – думает она, – что завтра выходной. Мальчиков в школу везти не надо. А дальше как-нибудь разберемся».

Надо позвонить Льву, но это потом, когда она отъедет достаточно далеко. Не важно, что она ему скажет: главное, чтобы он обо всем знал. Уж он-то придумает, как выпутаться из этой истории.

Тоненький красный проводок отлипает от внутренней стороны ладони и падает вниз, к педалям. Дарья уже успела позабыть, что мужчина носил на себе какой-то аппарат. Сердечник, что ли?

Вот так вот, убила беззащитного человека. Взяла и голыми руками – не ножом, не пистолетом – распорядилась чужой жизнью.

Впереди светофор. Дарья успевает затормозить только в последний момент.

У автомобилистов и пешеходов вокруг жизнь идет своим чередом. Вот школьница выгуливает собаку на поводке-шлейке. Собака маленькая еще совсем, ей явно предстоит вырасти в громадную псину. А вот в соседней машине сидит женщина с короткой стрижкой и серьезным, почти каменным лицом. Слушает новости, наверное.

И тут Дарью ударяет. Мысленно она отматывает события назад, к тому моменту, как впервые увидела мужчину с шоколадной пастой и банкой консервов.

Он весь в долгах. Дома жена, маленький сын, даже младше, чем Артур с Олегом. Теща живет с ними тут же, в маленькой двухкомнатной квартирке, хотя, если быть до конца честными, это вообще-то ее квартира и есть.

Это старая больная женщина, страдающая ожирением и целым букетом сопутствующих недугов. Каждый день она смотрит – смотрела – на Борю своим орлиным взглядом и прикидывает, как съесть его печень.

– Ну и чего ты моей Натке дал? – вопрошает человеческая медуза, и пальцы-сосиски торчат в разные стороны, живя абсолютно самостоятельной жизнью. – Паразитируешь на ней только. Девять классов, бог ты мой! Да как тебя водителем автобуса-то взяли?

А Боря и сам не знал, как взяли. Так получилось, что приятель приятеля по гаражу что-то кому-то нашептал, что-то у кого-то спросил – и вот совсем скоро он уже крутил баранку и продавал билеты во время остановок. Все бы ничего, да тещу это, конечно же, не устраивало. На такую зарплату не то что семью – себя одного прокормить сложно. А Нато работать не могла, у нее инвалидность.

– Вы что, думаете, ребенок – это вам игрушка? – не унималась мать Наташи. – Или собачка какая? Да вы собачку взяли поиграть – выкинули на улицу. А ребенка куда выкинете? В церковь подбросите?