Полина Мельник - Демоны Анны

Обстановка ресторана напоминала скорее Букингемский дворец, чем место, в котором можно поесть и напиться. Примерно такая же, как в такси, музыка играла и здесь, легкая и ненавязчивая, и это почему-то начинало раздражать. Когда уселись за столик, подошел официант с меню и винной картой. Элизабет, бегло просмотрев знакомые, наверное, с рождения, названия вин и деликатесов, быстро сделала заказ.

– Что посоветуете – Cheteau Cheval Blanc шестьдесят седьмого или шестьдесят второго года? – спросила она, закрывая винную карту.

– Шестьдесят седьмого года, мадам, – ответил официант с улыбкой, и Элизабет согласно кивнула.

Чарли и Эдвард тоже определились довольно быстро, с удивительной легкостью выговорив правильные названия блюд и напитков. Все ждали только меня, и я чувствовала себя неловко. Чарли и официант предлагали мне то или иное блюдо, но я поняла, что даже не представляю, как буду есть что-то с таким названием и при этом смогу соблюсти все правила этикета, чтобы окончательно не упасть в грязь лицом перед Элизабет.

Я еще раз просмотрела дикие названия вроде тортеллини «Мистролли» под соусом «Авиньон». Не встретив там ни состава, ни знакомых слов, отложила меню в сторону и, окончательно осознав, что падать лицом в грязь все же придется, обратилась к официанту:

– Мне просто теплый салат с мясом, любым. Кроме, пожалуй, собачьего и лягушачьего. И вино. Ей-богу, какое принесете, я абсолютно не разбираюсь, но только чтобы оно не стоило двадцать или тридцать тысяч долларов за бутылку.

– Хорошо, я подберу для вас что-нибудь без лягушек, а собачатину у нас не подают, – улыбнулся официант и ушел.

На лицо Элизабет было просто страшно смотреть, хотя она все еще пыталась держаться. На нем смешались и негодование, и шок, и желание вышвырнуть меня отсюда прямо на тротуар. Чарли тоже, очевидно, был мной недоволен, но делал вид, будто это не так, и я расстроилась, потому что действительно старалась им понравиться. Самым спокойным и даже немного веселым за нашим столом оставался только Эдвард, которого, похоже, просто забавляло происходящее, и он с улыбкой осматривал все вокруг, пока не принесли выпивку.

– Обожаю Нью-Йорк, – нарушил неловкое молчание Эдвард, и я была ему безумно благодарна. – Я бывал в разных городах: Рим, Венеция, Париж, Мюнхен, Кельн, Дрезден, Лос-Анджелес, наконец. Но больше всего мне нравится жить здесь, тут так много людей, динамика, движение, и это здорово! – закончил он и разом осушил свой стакан с виски. – А где побывала ты? – спросил он, обращаясь ко мне.

– До Академии я мало путешествовала, мы жили в Москве, а потом переехали в Стокворд, еще я была в Гранд-Каньоне и Диснейленде, если это считается за путешествие, – ответила я, стараясь не смотреть в сторону Элизабет и Чарли.

– Так ты русская? – спросил Эдвард, делая еще один глоток виски.

– Наполовину, мой отец русский, а мать американка, – ответила я, и снова повисла пауза.

– А чем они занимаются, где работают, живут? – нашелся Эдвард, желая разрушить эту гнетущую тишину, но выбрал не самую удачную тему.

– Они оба адвокаты, но мама сейчас оставила практику и занимается близнецами, – сказала я, и Элизабет едва заметно поморщилась, больно уколов меня этим.

– Так у тебя есть двое братьев? Или сестер? – продолжал Эдвард, и я начинала чувствовать себя неловко.

– Сводные братья, родители развелись, когда мне было четырнадцать, – ответила я, злясь на Чарли, который абсолютно не желал мне помогать и сидел с отсутствующим видом.

– Сожалею, – сказал Эдвард, и я удивленно посмотрела на него.

– Насчет чего? – спросила с улыбкой.

– Что твои родители развелись, – пояснил он, и я неожиданно засмеялась. Скорее всего, сказалось нервное напряжение и все то, что произошло сегодня днем, но, так или иначе, меня понесло.

– Сожалеешь? – сквозь смех спросила я, и мой хохот становился все истеричнее. – Сожалеешь… – повторила я.

Чарли ошарашенно смотрел на меня, и другие посетители ресторана тоже с любопытством косились на наш столик.

– Да они жили как кошка с псом, я радовалась, когда они разводились, а он сожалеет! – выдала я. – Простите, но это очень смешно! – добавила, все еще хохоча, и Элизабет, похоже, захотелось провалиться под землю.

– Ну, если так подумать, ты права. Чем жить, как наши родители, лучше и правда развестись, – заметил Эдвард с улыбкой, и тут Элизабет не выдержала.

Она покраснела и, резко встав, бросила салфетку на стол и вышла в дамскую комнату. Чарли тоже был не в самом хорошем настроении и сидел, поджав губы. Наконец я перестала смеяться и села, выпрямив спину, как полагается воспитанной особе. Попыталась взять Чарли за руку, но он тут же отодвинул ее. Только мне было все равно – я знала, что уже провалила собеседование с его семьей. Через несколько минут принесли еду и вернулась Элизабет, со щек которой уже сошел румянец стыда за меня. А вот Эди, который после третьей порции виски тоже был весел, как я, не желал ничего замечать. Увидев, что я перестала смеяться и все уже не смотрят в нашу сторону, Элизабет немного успокоилась и даже попыталась завести беседу:

– Анна, вы же на первом курсе вроде бы? – спросила она, искусно разделывая мясо в своей тарелке, и я кивнула. – И как вам в Академии? Какие предметы нравятся?

– Честно – никакие. Раньше нравилось искусство боя, но как-то не сложилось, – ответила я, начиная глупо хихикать при последних словах, но тут же поймала на себе ледяной взгляд Чарли и попыталась успокоиться. – А что нравилось вам, Элизабет? – спросила я, чтобы не казаться полной хамкой.

Элизабет еще мгновение смотрела с каменным лицом, решая, стоит ли со мной говорить или лучше снова встать и демонстративно уйти, но все же ответила:

– Руноведение, манускриптография, cogitatione videre и defensionem cogitationes. И я обожала наши вылазки с группой и тренировки на искусстве боя.

– Чарли говорил мне, что вы сенсор. Это здорово, – сказала я, желая поддержать долгожданный нормальный разговор, и тут у меня в голове созрел план.

– Да, этот дар достался мне от двоюродной бабушки, – деловито согласилась она, делая маленький глоток вина.

– Скажите, Элизабет, а всегда ли ваш талант вас выручал? – старательно подбирая слова, спросила я.

– Извините, но я не очень поняла, о чем вы хотите спросить, – приподняв бровь, ответила Элизабет.

– Лизи, она спрашивает, насколько ты хороша в определении демонов, – пояснил Эдвард, и бровь Лизи взлетела еще выше.

– Достаточно хороша! – выпалила она, оскорбленная, очевидно, до глубины души, и Эди скептично посмотрел на нее. – И это очень грубо – задавать такие личные вопросы! – сказала, обидевшись настолько, что даже позволила себе сделать замечание мне.