Софья Подольская - Жизнь навыворот

Он напоминал котенка, встреченного отличницей и умницей Зоей по дороге из школы и принесенного домой. Серое тщедушное тельце отчаянно сопротивлялось водным процедурам в зеленом пластиковом тазу, вылакало блюдце сливок и, умопомрачительно мурча, уснуло у нее на коленях. Два часа, счастливых часа, Зоя провела практически неподвижно, изредка почесывая драное ухо.

А потом пришла мама.

Отругала за разлитое молоко, пятна на школьном переднике и несделанные уроки. Но самое ужасное – забрала котенка. Сказала, что отдала в добрые руки.

Зоя поверила.

А Киен остался. Сначала в лаборатории, опутанной сигнальной сетью, которая могла сдержать даже взбесившегося волкодлака. А, когда она заметила, как жадно он смотрит на солнце, – в каморке на первом этаже, переоборудованной в классную комнату. Но спать всегда уходил вниз. И уже потом Глеб купил ту квартиру.

– Кто он, – спросила наблюдавшая за ней уже из кресла Гаяне.

– Фомор. Его предки жил в Ирландии до того, как туда пришли Туата де Дананн. Сначала они были союзниками, потом врагами. А сейчас, я так и не поняла, не то слуги, не то рабы – Киен очень неохотно рассказывал о своей жизни там. Константин Константинович, я понимаю свою ответственность. Возможно, до конца не понимаю риски, но Глеб говорил…

Она осеклась, загоняя ногти в ладонь.

– Константин Константинович, – в васильковом взгляде читалась отчаянная мольба, – Киен, он помог нам продвинуться с некоторыми ключевыми проектами по фейри. Вы же согласились на адаптацию Аргита…

– Зоя, – от обманчивой мягкости его голоса перехватило дыхание, – тебе стоило прийти ко мне сразу.

– Я хотела…

– И что же тебя остановило?

Глеб.

Но Зоя стиснула кулаки и тихо пробормотала:

– В мае он ушел обратно. В тот мир. Потом вернулся. И я решила, что смогу понять как открыть переход. Но если бы его изолировали, Киен перестал бы мне доверять. Я не хотела рисковать проектом. А сейчас… Я почти закончила. Киен и Аргит, они уйдут. Вы ведь этого хотели?

Начальник Управления Ноль всматривался в побледневшее лицо так, словно пытался разглядеть изнанку Зоиной души. Мерное кап-кап секунд тишины казалось пыткой. Молиться было глупо, плакать – бесполезно.

– Гаяне, – наконец, сказал Константин Константинович, поднимаясь, – побудь, пожалуйста, с Зоей.

Когда он вышел, Зоя стекла по спинке дивана. Закрыла дрожащими руками лицо. Мысли путались, как стеклышки в калейдоскопе.

– Зоя, – голос Гаяне раздался совсем рядом, – у тебя есть фото этого Киена?

– Не знаю, возможно, – она попыталась сфокусировать взгляд, сморгнуть с ресниц непрошенную влагу.

– А его фото с Глебом?

– 3-зачем?

– Зоя, – пальцы старшего инспектора сомкнулись на дрожащем запястье, – у тебя есть хоть что-то, что подтверждало бы вовлеченность Глеба в это дело? Фото?

Зоя покачала головой.

– Переписка?

Она задумалась, но движение все же повторила.

Зачем она спрашивает?

Что происходит?

И как они узнали обо всем?

– Зоя.

Гаяне смотрела… С жалостью?

– Послушай меня. Сим-карта, которой пользовался Киен, куплена на твое имя, квартира, где он жил, куплена на твое имя. Ни с кем, кроме тебя, он, по утверждению Никиты, не общался.

– Гаяне, я не понимаю…

– О, Праматерь, как же можно быть такой дурой?!

Глаза старшего инспектора полыхнули золотом.

– Тебя подставили, – зло процедила Гаяне. – Глеб. Тебя. Подставил.

Но…

Как?

Он же…

Ее любит.

Ведь любит же?!

Жирный, пахнущий дымом и мусором, голубь удивленно таращился на человека, повисшего на жестяном языке карниза. На одной руке. Вторая держала черный рюкзак.

Птица жила достаточно, чтобы знать – люди с этой стороны окна появляются редко. Чаще они поднимаются в скрипящих клетях, иногда вылетают, чтобы с хрустом удариться о бесплодную твердь асфальта.

Но так.

Так, сосредоточенно, изучая теряющуюся в темноте крышу примыкающей постройки, располагаются на карнизе птицы. Или кошки. Последних голубь не любил.

Странный человек забросил рюкзак на спину. Отпустил руку, чтобы мягко приземлиться на четвереньки. Отряхнуться по-собачьи и исчезнуть.

Минут через десять один из просматривавшихся в темноте комнаты силуэтов застонал. Сел, сдавливая ладонями ухающие промышленными молотами виски. Осмотрел поле битвы с разодранной тушей дивана. Сплюнул красным на усыпанный стеклянной крошкой поп.

– Ушел, падла.

Ухо оборотня уловило дыхание еще двоих.

Живы. Хорошо.

Чужой запах вел к окну. Но чутье подсказывало: караулившие внизу ребята тоже остались с носом.

Киен остановился лишь через десять кварталов.

Нашли. Столько времени город не обращал на него внимания и именно сегодня, когда он передал Глебу меч…

Он оскалился, чувствуя, как внутри поднимается волна. Алая, словно человеческая кровь. И замирает, остановленная коротким именем.

Телефон Зои молчал. Абонент находился где-то, откуда нельзя было сказать привычное: «Привет, как дела?». Поинтересоваться, как прошел день, или пожелать спокойной ночи.

Возможно, спит. Она говорила, что сегодня много работы.

Но он должен убедиться.

Бросив все же сообщение Глебу, Киен поднял руку, останавливая охочего подзаработать частника.

С неописуемым приличными словами удивлением начальник Первого отдела смотрел в нишу, куда недавно собственноручно поместил ключ к своему будущему. Ниша была пуста.

Он расслабил челюсть, лишь почувствовав во рту соленый привкус. Провел пальцами по отозвавшейся болью губе. Слизнул кровь и прижал ладонь к покрытой вязью охранных символов поверхности ниши.

Ничего.

Дрожащий от оглушающей ярости кулак впечатался в дерево.

Как?!

Вечер тонул в приятной неге: ужин в любимом ресторане, бокал коньяка и Сasta Diva божественной Марии Каллас. Глеб улыбнулся, вспоминая, как оформлял выездную визу, лишь чтоб услышать ее Норму. Жаль, очень жаль. Такой талант стоило сохранить.

И когда он…

Сегодня Глеб позволил себе мечтать о будущем.

Неплохо для байстрюка. Жаль, батюшка покойный не увидит. Впрочем, как бы ему? Дар Глеб получил от матери.

Банальная до оскомины история. Тайный роман второсортной балерины с женатым дворянином. Внебрачный ребенок, вытянувший из неинициированной ведьмы силу и красоту. Жизнь в нищете. Правдами и неправдами полученная стипендия в Императорском училище. Знакомство с отцом и его брезгливое: «Пшел вон!»

Впрочем, за гнев, запустивший инициацию, Глеб был мерзавцу даже благодарен. Секретарь у папаши оказался не из простых и мигом пристроил молодого колдуна куда следует.

Странно вспоминать. А впрочем…

Эндшпиль.

Партию разбило сообщение.