Софья Подольская - Жизнь навыворот

И все из-за того, что он хочет снова увидеть, как улыбается человеческая женщина.

Пусть даже не ему.

Первый день пролетел в бытовых заботах и утешении вернувшегося с корпоратива Савелия. Узнав, что в его отсутствие по хозяйству погуляли тати, домовой впал в хандру и целый день, как был, во фраке и лаковых уггах, смотрел фильмы о лошадях, заливая горе сливками.

Серафима оставила Аргита присматривать за страдальцем. Смоталась в полицию, заказала новый пистолет и оружейный шкаф и, отгородившись от веселого ржания, тяжелым плейлистом, села заканчивать рапорт по делу Любы.

Новостей от Даши не было, Макс, по словам ассистента, отбыл в деловую поездку, а в ответ на отправленный файл от Влада прилетело категоричное: «Болеешь, Андреева? Вот и болей».

Но главное, за целый день Серафима так и не придумала, как получить копию той самой загадочной картины. Разве что дождаться, когда Зоя позвонит насчет результатов по браслету и напроситься на визит.

Ждать оказалось трудно.

И еще труднее – держать руки подальше от небрежно отброшенных на плечи белых волос, да и самих плечей, манящих через тонкий хлопок футболки.

Второй день удалось убить на перетряхивание шкафа и генеральную уборку, которая явила миру несколько заныканных Айном теннисных мячей, полпачки сигарет, побелевшую от времени шоколадку и пакет с вязанием.

Новостей от Зои не было.

Содержимое методичек в голову уже не лезло, и, явившись вечером за новой порцией сливок, Савелий узрел хозяйку в окружении мотков разноцветной пряжи. Бедняга с перепугу решил, что у него первый в истории медицины случай белой горячки домовых.

Аргит вел себя, как обычно.

Утром третьего дня Серафима в буквальном смысле поймала себя за руку. А рука эта, вооруженная расческой, оказалась сантиметрах в десяти от потенциальной белой косы. Холодный душ не помог, и Серафима выбрала самое беспощадное средство – шоппинг.

Торговые центры она любила еще меньше, чем больницы. И шла туда, как многие к стоматологу, – если жизнь загонит в угол, приставит к виску пистолет, а под нос сунет моргающий таймер.

Но сегодня, окунувшись в хоровод витрин, Серафима ощутила покой. Пока не поймала себя перед магазином с нижним бельем.

От черного со льдисто-белым кружевом комплекта она бежала быстрее, чем Айн от нового комбинезона. И, упав на диванчик ближайшего кафе, минут пять таращилась на чашку с кофе, как дама с картины Моне на абсент.

Да что с ней творится?!

Ну, да, Аргит. Но он с самого начала такой. И все же почти два месяца она уживалась с ним на одной территории без этой непонятной ерунды. В конце концов, ей не пятнадцать и он не повелитель Догевы!

Перед глазами мелькнула летящая белая прядь.

Серафима тихо выматерилась.

После неудачного эпизода, стоившего ей некоторой суммы, изрядного количества нервов и порядочного куска самооценки, Серафима поставила на личной жизни не то чтобы крест, скорее, долгую паузу. У нее была работа, Айн и не спешивший окольцовываться Тёма, с которым можно похрустеть чипсами под какой-нибудь модный сериал. И ей хватало.

Черт побери, ей и сейчас хватает!

Или…

Крамольную мысль спугнул сигнал о входящем сообщении. Серафима разблокировала смартфон и поперхнулась щедрым глотком еще горячего кофе.

Неизвестный абонент предлагал поделиться информацией о недавнем происшествии в ее квартире. При личной встрече.

Серафима нервно облизнула губы, прикидывая, не может ли это быть проверкой от Гаяне. Но старший инспектор не производила впечатления женщины, охочей до таких детских разводов.

Памятник Жукову, через тридцать минут.

А Гаяне она позвонит.

После.

Бронзовый конь в немом изумлении взирал на забитую людьми площадь. И пусть туристы, ряженные, встречающиеся и просто проходящие мимо, создавали далеко не конспиративную обстановку, Серафиме это было на руку. Дошагав до постамента, она осмотрелась, но самой подозрительной личностью оказался слишком уж живой Ленин.

Я на месте.

Отстучав сообщение, Серафима сменила песню в плейлисте и приготовилась ждать.

– Добрый день, Серафима Олеговна.

Голос подействовал не хуже взрывчатки. Серафима замерла, пытаясь поймать разлетевшиеся в момент мысли. И пока она медленно поворачивалась, чтобы убедиться: память не подвела, Глеб, мать его так, Урусов, взял ее за руку и накинул на запястье невзрачный кожаный шнурок.

Серафиму словно окунули в мгновенно застывший цемент.

Она хотела отдернуть руку, но мышцы отказались повиноваться.

Бесплодная попытка отступить. Ответить что-то. Закричать.

Тщетно.

Только глазные яблоки метались под недвижимыми веками.

– Не бойтесь, – улыбнулся Глеб, надевая ей на голову сувенирную, как у него, кепку с внушительным козырьком.

– Организм скоро адаптируется к поводку. Тихо поздоровайтесь со мной, Серафима.

«Да пошел ты!» – хотела крикнуть она, но губы выдали только:

– Добрый день, Глеб Сергеевич.

– Отлично. А теперь возьмите меня под руку, будто мы с вами старые приятели, и следуйте за мной.

Послушно, словно крыса под звуки зачарованной флейты, она обхватила рукав дешевого зеленого пуховика и пошла за начальником Первого отдела.

Он приказал улыбаться.

Она улыбалась так, что сводило скулы.

– Вы с ним спите? С Аргитом? – небрежно поинтересовался Глеб.

Никогда еще ей так не хотелось избить человека.

– Нет, – ее голос звучал пусто, выхолощено.

– Что ж, тогда понадеемся на чувство долга. Садитесь в машину, Серафима.

Он распахнул перед ней пассажирскую дверь серебристой «Лады».

Она села.

Мужчина быстро запрыгнул на водительское место.

– Закройте глаза.

И тьма накрыла город.

Серафима слышала, как чихнул мотор, различила позывные популярной радиостанции. Тело дернуло. Они начали движение.

Куда он ее везет? Что ему нужно? Почему…

Бешеные скачки истеричных белочек-мыслей прервал ставший за это время ненавистным голос:

– Отвечайте правду, Серафима. Вы знаете, где меч?

Нет!

– Да.

– Где меч, Серафима?

Откуда он… Нет, молчи, дура, молчи!

– в гараже.

– В каком гараже.

Спокойствие, с которым он задавал вопросы, говорило о немалой практике.

– в гараже Темы.

Пошевели большим пальцем, Серафима. Пошевели большим пальцем!

Но, похоже, это работало только в кино.

Она пыталась получить хоть какой-то отклик от ставшего внезапно чужим тела.

Чувствовала давление ремня безопасности и раскаленную каплю амулета на груди. Шнурок поводка, который, казалось, врос в кожу, и отрезвляющую прохладу браслета.

Сознание Серафимы отчаянно билось о возникшие из ниоткуда глухие стены, а тело продолжало послушно выдавать информацию.