Наталья Караванова - Птицы над Корабельной (СИ)

Дорого бы Микель дал, чтобы отмотать эти мгновения, переиграть заново. Но время неумолимо двигалось вперед...

Грегори

Небо светлело у горизонта. А он лежал на обжигающе холодной палубе небольшого и давно мертвого буксира и не мог заставить себя подняться. Ругал себя последними словами, говорил: «На себя наплевать, так хоть об Эри подумай. Она же пропадет одна. Она же блаженная, ее этот мир прожует и косточек не оставит». Обманывал себя: «Раз уж ты выжил. Раз уж эта ночь миновала, и ты смог выбраться, то будет глупо замерзнуть сейчас, в двух шагах от спасения». Двигаться было больно. Даже дышать было больно.

Грегори два раза срывался и падал, пока пытался открыть верхний люк. Люк не был задраен, но Грегу не хватало сил его сдвинуть.

А снаружи оказалось много чистого морозного воздуха, которым невозможно надышаться. И пусть завтра заболит горло. Плевать. Может статься, у него завтра и вовсе не будет горла. И головы.

Вставай, тряпка, сказал он себе. Скоро твоя вахта. Нужно успеть добраться до дому и привести себя в порядок. Хотя бы умыться. И отмыть волосы от крови. Может, все не так страшно, и там, под кровавой коркой, рана не настолько опасная, ведь ты же все-таки выжил. Может, зашивать ее не придется.

Грегори все-таки приподнялся на руках и огляделся. Город в утренней дымке казался величественным и зыбким, словно он - одна из фантазий капитана. Сколько кораблей здесь! Больших и малых, украшенных трубами и пароотводами, С высоченными мачтами и каркасами бывших аэростатов. «Неужели же никому кроме нас с Даниэлем никогда не приходило в голову отремонтировать хотя бы один? Подняться к самым хрустальным небесам, а если надо - разрушить их, добраться до равнодушных богов и вытрясти из них душу, но узнать дорогу назад. В то прекрасное далеко, которое было частью жизни моего капитана. Снова превратить прошлое в будущее. Правильно настроить стрелки компасов. Чтобы север к северу, а юг - к югу...»

Должно быть, это начинался бред. Грег смутно помнил, как на четвереньках добрался до надстройки, долго сидел, стараясь не притрагиваться почти голой спиной к ее ледяному металлу. Глаза слезились, но он смотрел на солнце. Как оно медленно вылупляется из марева у горизонта. Там, за кораблями, за километровым обрывом - огромная снежная равнина, по которой не проложено ни троп, ни дорог. Еще дальше, у самого горизонта - череда вершин, из-за которых, если верить старым журналам, сюда пришел воздушный флот из бухты дель Констанц...

С восходом словно стало теплее. Ему удалось подняться. Ветер пытался сорвать с плеч сорочку и шарф, и Грегори хотелось больше всего на свете сжаться в маленький плотный комок, чтобы там, в глубине, зародилось хоть немного тепла. Он добрел до перекидного мостика, наведенного на палубу соседнего судна. И сразу стало понятно, где он находится: возле императорского линкора, всего одним уровнем ниже его шлюпочной палубы. Значит, до капитанского дома и до Верхних улиц добираться будет ближе, чем до «Квадрата».

Грегори брел, надолго останавливаясь, чтобы отдохнуть и найти, за что ухватиться. Идти без опоры было выше сил. Хорошо, что большинство переходов, трапов и сходней - с перилами. Хорошо, что палубы-улицы узки, а леера надежны...

Иногда он приходил в себя оттого, что разговаривал вслух с капитаном. В бреду он позволял себе даже спорить, а капитан отвечал ему, прищуривая мудрые синие глаза.

Грегори говорил, что море становится абстракцией. Далекой сказкой. А моряки - это теперь просто название для людей, которые поддерживают порядок в городе, обслуживают город. Это просто люди, подчиненные определенному порядку, но забывшие о природе этого самого порядка, о его изначальной необходимости. Капитан отвечал: а ты сам? Подумай, Грег, что движет тобой? В чем причина того, что ты продолжаешь уже второй год каждый день приходить в дом к немощному старику, ухаживать за ним, слушать его бредни. Неужели же только привычка? Чувство социальной ответственности? Неужели нет в тебе того стального стержня, что был в нас. В моем поколении. Я же вижу, чувствую в тебе, парень, этот стержень. Так почему сам ты слеп? Почему сам не видишь, что ты - часть моего мира, правильного и звонкого, как судовой колокол.

- И мертвого, - отвечал Грег.

- Нет, пока мы помним...

- Помнить - мало! Память, это абстракция. Память о море ничего не значит для тех, кто моря не видел. Как память о золотом веке или о великом чуде.

- Так делай, парень. Делай, черт тебя побери. Ты один из нас, так какого демона ты жуешь сопли? Сколько еще должно сгинуть поколений, чтобы вы, наконец, решились...

Грегори уже казалось, что это говорит не капитан. Что это он сам говорит себе, и вовсе не про какое-то будущее. Смешно в горячечном бреду решать судьбы мира. Это он говорит себе о следующем шаге, о следующем вдохе. О том, что нужно сделать здесь и сейчас, чтобы не упасть со сходней, чтобы на своих ногах встретить патруль.

Очередной шаткий мостик под ногами закончился. Он ступил на обледенелые камни, и едва смог удержаться. Если пойти влево, то скоро будет бар «На маяке». Справа в конце улицы - дом капитана. Но нехорошо идти туда в таком состоянии. Герег поплелся к бару.

Конечно, бар был еще закрыт. Пожалуй, имело смысл постучать в заднюю дверь, но Грегори не смог заставить себя сделать несколько лишних шагов. Присел у дверей, закрыл глаза. Кажется, предел достигнут. И даже интересно, что же там, за пределом.

Кто-то подошел к нему. Что-то теплое легло на плечи. Грег попытался посмотреть, но не смог. Хорошо, что остался в сознании. Даже расслышал уютные, быстрые слова:

- Хорошо, что ты выжил, моряк. Держи, это твое. Вот так... давай проденем руки... хорошо. Отлично. Подожди здесь еще немного. Скоро за тобой придут...

За ним и вправду пришли.

Эри

Остаток ночи она металась между Гассом и окошком. Прислушивалась к шагам на палубе, пыталась уговорить себя, что все в порядке. Тикали часы. Пахло влажной свежей тканью и псиной. Гасс лежал у входа и изредка тихо поскуливал. Эри достала ножницы, хотела состричь шерсть вокруг раны и обработать ее перекисью, но пес не дался. Оскалился, зарычал.

- Глупая ты морда, - сказала она. - Я помочь хочу, а ты...

Она зачем-то прибралась в письменном столе у Грега в каюте. Сложила стопкой чертежи и документы, заточила карандаши. Потом оделась, потому что ей показалось, что на улице начало светать, и можно отправляться на поиски.

Она то ругала себя, хотя в чем она была виновата? То начинала мысленно уговаривать богов помочь Грегори, где бы он ни был. Потом порывалась бежать к Блазу - там-то свои. А свои обязательно помогут, не оставят в беде, найдут, выручат. Надо только им доказать, что такой человек как Грегори для общего дела очень нужен. Что он - хороший и что не подведет.