Роман Канушкин - Канал имени Москвы. Университет

Нил-Сонов давно уже взял ситуацию под контроль. Плевать ему на Хохочущего Императора, всё давно в прошлом. Он приступил к расчётам. Положил в их основание все необходимые временные лаги, чтобы свести погрешности к минимуму, и понял, какие у него вопросы есть к Петропавлу.

Во сколько стрелок в его лодке открыл огонь по речным скитальцам? Во сколько именно, как можно точнее, чтобы просчитать расстояния.

Что может означать убийство гидов в одну точку? Почему все смертельные ранения нанесены в место укуса скремлина? Что стоит за этим?

Петропавел явно доверяет ему. Но почему тогда полностью не раскрывает своих карт?

Нил-Сонов считал. Сверяясь со старыми картами и разделяя весь возможный путь на отрезки, упорно считал. Эти точки «А» и «Б» всё ещё таились во тьме, но совсем скоро он вынудит их показаться. Он не оставит им шанса. Отыщет вероятные отрезки совпадения сначала на карте, а потом возьмёт манок, что висит тайным ожерельем на шее каждого гида, вызовет из тумана своего скремлина и разыщет путь Горха. От точки «А» до точки «Б». А пока Нил-Сонов считал и игнорировал назойливый смех Императора где-то на грани слуха, на грани тьмы, что поджидает нас порой в наших дурных снах, игнорировал хохочущую попытку ответить на третий вопрос: «Ты хочешь знать, почему Петропавел не раскрывает полностью своих карт? Точно хочешь?! Но ведь тебе известен ответ. Ага. Давай-ка произнесём его вместе: потому что… Ага-а-а…»

Нил-Сонов заставил его заткнуться. Пусть проваливает в свою Страну Теней. Им больше не удастся играть с ним. Но перед тем, как голос Хохочущего Императора угас окончательно, Нил всё же успел услышать: «Петропавел не раскрывает, а-гаа… Не потому ли, что снова вернулась Страна Теней».

Здание биофака, где находился отдел реликвий и артефактов, стояло особняком, в стороне от главного корпуса и было окружено прекрасным садом. Цветение яблонь давно закончилось, и деревья были покрыты бисером мелких плодов, которым предстоит вырасти к концу лета. Урожай обещал быть обильным. Неожиданно зоркий глаз Евы сразу определил искусно замаскированные пулемётные гнёзда, и девушка вспомнила, что Петропавел говорил об особой охране корпуса биофака. Невзирая на спокойствие солнечного летнего дня, гиды находились на своих постах, и чтобы попасть внутрь, Еве пришлось воспользоваться пропуском, подписанным лично Петропавлом. Но, как она выяснила чуть позже, все эти предосторожности не имели отношения к туману; то, что было собрано в отделе реликвий и артефактов, было лучшей защитой от любых порождений мглы.

Алёшка встретил её на входе. Он улыбался, но был явно смущён и опять начал заикаться.

– Я у-увидел те-теебя в окно, – пояснил Алёшка.

– Здорово, – сказала Ева. – А я принесла тебе бутылочку сухого сидра. Вам же, парням, не до пирожных.

– Нам п-парням? – Алёшка был тронут и смутился ещё больше.

– Ну да, – улыбнулась Ева. – Знаешь, Мелани обучает меня кулинарному искусству, но у меня там вышли такие первые блины комом… Мне стыдно было бы приносить такое.

– Тебе – стыдно? – покраснел Алёшка. Ему с трудом удавалось скрывать восхищение в собственных глазах, как, впрочем, и безнадёжность.

– Ну да, – подтвердила Ева. – А сидра я с тобой и сама с удовольствием выпью.

– Идём, я тебе покажу кое-что, – сказал Алёшка. – Ты только извини, меня тут недавно немножко поцарапало, прихрамываю слегка, но уже лучше. Говорят, на мне, как на собаке, заживает…

Ева улыбнулась: он явно не из тех, кто жалуется. Хотя провалялся в госпитале месяц. «Немного поцарапало»… А мог бы и страхов наговорить.

Они прошли в большой светлый зал, и там, прямо посередине, сверкая металлическими поверхностями, стояло…

– Что это? – ахнула Ева.

– Автомобиль. Настоящий. Я его сам отреставрировал, – с гордостью пояснил Алёшка. – Там, в городе, много всего на улицах ржавеет… Но этот – точно единственный на канале! На ходу, кстати… Эх, если б удалось раздобыть чуть-чуть бензина…

– Никогда не видела своими глазами, – восхищённо произнесла Ева. – Только в книжках читала.

– Проходи, садись за руль, – оказавшись в своём хозяйстве, Алёшка почти перестал заикаться, здесь он явно чувствовал себя в своей тарелке. – Поедем к-кататься.

Ева плюхнулась в мягкое водительское кресло, Алёшка уселся рядом.

– Вот это педаль газа, – указал он. – Это тормоз, сцепление… Нажимай и включай передачу.

– Как включить?

– Ну, вот р-ручка, – случайно коснувшись девушки, Алёшка снова начал заикаться. – К-к-к себе и вперёд.

– Так, да?

– Д-да, только п-п-плавно, и газу добавь. Поехали?!

– Поехали, – восторженно отозвалась Ева и, как ребёнок, принялась крутить баранку. – Вам куда?

– В-в центр. И п-плевать на туман.

– Абсолютно, – смеялась Ева.

– А вот эти к-ко-коробочки – телефоны. Когда-то, до тумана, они выглядели так. М-м-мобильная связь. Везде р-ра-ра-аботало.

– Знаю. Но вижу тоже впервые. – Ева подержала в ладони один из телефонов. – Ух, совсем лёгкие.

– А вот это – м-м-музыкальный центр. Скоро закончу, и будет работать. Немного п-п-по-подпаять осталось.

– Да ладно… – Ева не скрывала восхищения. – И что?

– И можно будет слушать музыку. Гиды недавно в-в-в одном д-д-доме нашли целый запаянный контейнер с записями. У-уж не знаю, к-к-кому в голову взбрело, но больше п-п-па-половины в прекрасном состоянии. На а-а-аа-втомобиль больше д-двух лет ушло, а это б-бы-б-быстрее прод-д-двигается.

– Позовёшь, когда будет готово?

– Конечно. – Алёшка снова слегка покраснел. – П-п-пошли дальше.

Комнаты оказались набитыми всякой всячиной. Артефакты ушедшей эпохи. Всё было пронумеровано, и всё хранилось в прекрасном состоянии. Вещи ушедшего мира, вещи из книг. Ева узнала телевизор, компьютерные мониторы, с которых бережно вытиралась пыль, радиоприёмники, похожие на тот, что был дома, какие-то предметы, аппараты, технику, предназначения которой она не понимала…

– К-к-когда-нибудь п-пригодится, – комментировал Алёшка. – Видишь, с элект-т-три-чеством уже порядок, п-п-примитивные телеф-фон-фонные линии налажены в Университете и с постами… Мы работаем. Ну-у, в с-с-смысле, учёные.

– А ты молодец, – похвалила Ева. – А что вот это-то?

– П-п-пылесос, – от похвалы Алёшка зарделся. – Вместо в-в-веника был. П-п-равда, чего смеёшься?

– А вот это – с-с-святая святых. – Алёшка гостеприимно распахнул двери в соседнюю комнату. – Здесь хранятся р-ре-реликвии. Уже н-нового мира. После к-ка-катастрофы.

Ева вошла вслед за Алёшкой и почувствовала, что здесь и вправду всё другое. Комната словно была напоена своим тайным внутренним волшебством. Она сразу не поняла, приятное это ощущение или, напротив, тревожное.