Роман Канушкин - Канал имени Москвы. Университет

Она сидела на краешке своей кровати и ждала, глядя на распахнутое окно. Но ночной гость не появился.

Ощущение, что за спиной кто-то стоит, накатило внезапно, и Раз-Два-Сникерс среагировала молниеносно: передёрнула затвор, взяв оружие на изготовку, и была готова нажать на спусковой крючок в любой момент. Убедилась, что Рыжая Анна поступила так же. Только эта черноволосая женщина с очень холодными синими глазами действительно будто бы выросла из-под земли. И Раз-Два-Сникерс не сразу поняла, что услышала, потому что сказала черноволосая нечто совершенно ненормальное:

– Правда, похожа. Как две капли воды.

И улыбнулась. Словно два ствола и не были направлены ей прямо в грудь.

Раз-Два-Сникерс пристально посмотрела на неё, быстро пытаясь оценить степень возможной опасности.

– Кто ты? Или что ты? – произнесла она жёстко. – Что ещё за дерьмо приготовил дурацкий городишко?

Нереальности происходящему добавляла внезапно подкатившая дурнота. И эта улыбка вкупе с холодными оценивающими глазами.

– Уберите ваши бирюльки. – Черноволосая усмехнулась, но взгляд не изменился. – Думаете, они остановят ведьму? Не тратьте пороха попусту. Даже Икше я не по зубам.

– У меня в стволе серебряная пуля, – предупредила Анна.

– А тебе, Рыжая, впору поберечь серебро, – осадила её та. – Сгодится ещё. Я Агнец, а мужчину, который бегает тут во главе стаи псов, знала, когда тебя ещё не было на свете. И да, я ведьма.

Посмотрела на Раз-Два-Сникерс, добавила миролюбиво:

– Привет вам, кстати, от Петропавла. И от Евы. Именно из-за неё я здесь. – И снова улыбнулась, но как-то уже по-другому. – И из-за тебя.

– О чём говоришь?

– Оружие уберите. Мешает беседовать, когда вы так напряжены.

– Не слушай её, – начала Рыжая Анна, но Раз-Два-Сникерс будто бы против своей воли повиновалась, поставила оружие на предохранитель и с удивлением посмотрела в эти холодные глаза. В них словно что-то изменилось…

– Кто ты? – несколько сипло произнесла Раз-Два-Сникерс.

– Говорю же, Агнец. Вопрос в том, кто ты ?

– Она морочит нам голову, – сказала Анна.

Ведьма игнорировала её реплику, даже не посмотрела на неё:

– Ева считает тебя дочерью одной очень влиятельной особы. Но у меня возникли некоторые сомнения.

– Никому нет дела до моего происхождения, – начала Раз-Два-Сникерс.

– Ошибаешься, – с ухмылкой возразила ведьма. – Тут Петропавел кое-что передал для тебя.

Она ловко извлекла из-за пазухи кусок холстины, развернула его:

– Не узнаёшь эту вещь?

– Почему я должна её узнать?! – Голос Раз-Два-Сникерс упал.

– Не должна. Можешь.

В холстину был завёрнут старый, изрядно потрёпанный собачий ошейник.

– Когда-то он принадлежал большому псу по имени Раджа. Добродушная была псина, стоит заметить, хотя и сильная.

В холодных глазах теперь мелькнуло что-то ласковое, а от нового приступа дурноты слегка закружилась голова. Раз-Два-Сникерс облизала губы – это было непривычное, не её движение, а потом гортань и язык не пересыхали с тех пор, как она умирала тут от жажды. Но её спасли. Горлица Раджа . Головокружение усилилось. И впервые Рыжая Анна увидела нечто странное во взгляде Раз-Два-Сникерс, что сразу и не определишь, какую-то тень детского испуга.

Но от этого ведьма чуть вздрогнула, пристально вглядываясь в Раз-Два-Сникерс, и глухо, монотонно, опять сказала что-то странное:

– Незавершённость тут, в Икше?.. Что ж, всё возможно, – резко мотнула головой, будто сбрасывая мимолётную задумчивость или оцепенение, глаза её блеснули, и она потребовала: – Подойди и дай мне левую руку!

Раз-Два-Сникерс ответила ей нерешительным взглядом.

– Дай левую руку, я дам тебе правую, – приказала ведьма, и теперь в её голосе проскользнули нотки нетерпения, даже алчности.

– Не делай! – крикнула Анна. – Она колдует.

– Немножко, – хмуро отозвалась ведьма. – А ты, Рыжая, успокойся.

И руки Анны с оружием на изготовку опустились против воли и повисли, как плети.

– Ведь всё в порядке? – вдруг спросила она со странной доверительностью.

– Правильно, – улыбнулась ей Агнец. – Приди я со злом, глядишь, вам и удалось бы меня пристрелить. Икша только этого и ждёт. Ты права, дурной город. – Она кивнула Раз-Два-Сникерс. – Руку!

Взяла протянутую ладонь в свою, нахмурилась, синие глаза на миг закатились. В воздухе поплыл пряный дурман каких-то колдовских трав.

– Значит, это ты подбросила Еве ключ. – Голос Агнец опять сделался сонным. Ненадолго. – Забавно… Как думаешь, для чего?

– Я… не… – тихо откликнулась Раз-Два-Сникерс. – Это не моя вещь. Не для чего…

– Что за детский лепет! – грубо прикрикнула на неё Агнец. – А может, ты знаешь, для чего?! Запрещаешь себе вспомнить?! Не убирай руку. Смерть – это страшно. Но есть кое-что пострашнее смерти, – крепко ухватилась за протянутую ладонь и, не оборачиваясь, потребовала: – А ты выйди из тени. Солнце село. Покажись.

Что-то промелькнуло в проёме выбитой двери, где впервые Раз-Два-Сникерс обнаружила тех, кого назвала «тенями», а потом оттуда робко выступила знакомая фигурка.

– Лия, – слабо выдохнула Раз-Два-Сникерс.

Та молчала. И посмотрела на Раз-Два-Сникерс непривычно. С таким глубоким сочувствием, что оно было почти неотличимо от страха.

– И ты дай мне руку, – велела ведьма призраку.

– Не нужен тебе Харон, – с тихой печалью попросила Лия. – Как только ты появилась здесь, я поняла, что это так.

– Дай мне руку! – приказала Агнец. – Я должна убедиться. Нет у меня времени идти на тот берег, откуда не возвращаются живые.

– Ей будет очень страшно.

– Да, – согласилась ведьма. – И возможно, больно. Но она заслужила это.

– Малышка, – нежно и сострадательно прошептала Лия. – Я не знала, правда. Прости…

Ведьма Агнец посмотрела на клубок перекати-поля, что верным псом ждал у её ног, голос вдруг налился силой, воздух будто качнулся, и всем почудились раскаты далёкого грома:

– Любовь-трава! Я отступница, ведьма Агнец, я нарушаю слово: на миг я возвращаю тебя в этот мир. Успей найти, если это так.

Клубок травы тут же вспыхнул, одевая густым дымом фигуры женщины, ведьмы и призрака, что держались сейчас за руки. Теперь и у Рыжей Анны закружилась голова, она услышала перешёптывания, как тихий ропот огромной невидимой толпы, голоса, вздохи разочарований и радостный смех тех, кто любил когда-то и сгинул навсегда; обречённая нежность, которой заканчивается любой смех, стала звуками яростной и беспощадной битвы, а потом Анна словно бы вступила в тьму, которая приходит после любой битвы. И поняла, что нет ничего кошмарней этой тьмы абсолютного и пустого одиночества. Скорбь поднялась внутри Анны, и она почувствовала, что если увидит источник этой скорби, то, скорее всего, сойдёт с ума. Но ведьма Агнец уже милосердно разорвала связь рук, и у Анны лишь что-то больно ухнуло в груди, и с её губ сорвался лёгкий стон.