Роман Канушкин - Канал имени Москвы. Университет

– Я следил за тобой. Ты о многом догадалась, Ева. Мне правда жаль того, что сейчас произойдёт.

– Она любила тебя. И оставила тебе череп Горха. И вот как ты распорядился вашей любовью.

Он посмотрел на неё, склонив голову, и впервые в его голосе прозвучали слабые нотки сожаления:

– Ничего ты не знаешь. Я любил её больше всего на свете. Мы собирались бежать вместе. Но она предпочла погибнуть за Университет. И меня ждала та же участь. Наша любовь умерла вместе с нами. Но я сумел вернуться. Другим. Хромой Алёшка… Одинокий во всём этом мире. И целью моей стал эликсир.

Ева вдруг странно усмехнулась:

– Уверен, что такого тебя она смогла бы полюбить?

На её усмешку он никак не отреагировал, а голос его снова стал ровным.

– Что теперь об этом говорить? – сказал он. Ни оправданий, ни сожаления.

– Кое о чём можно было бы, – Ева снова усмехнулась. И вдруг с требовательной настойчивостью, хоть и мягко, произнесла: – Горх, отпусти меня!

И мощные, с когтями и перепонками пальцы чудовища на её плечах так же внезапно разжались.

– Горх?! – Лёгкое удивление на его лице тут же сменилось снисходительной улыбкой. – Даже тебя сумела очаровать юная красотка? С монстрами такое случается… Разве я разрешил отпускать её?!

Чудовище словно виновато и почему-то раздражённо мотнуло мордой и замерло. Никаких трескуче-пустотных звуков. Тот, кого называли хромым Алёшкой, расценил это на свой лад.

– Ладно, пусть стоит, – позволил он. – Теперь уже без разницы. Вот и луч.

Это было похоже на огни дальнего маяка, потерявшего свой ориентир. Пятно света, как трость в руках слепого, двигалось зигзагами по тёмным склонам Воробьёвых гор. Сползло к реке, поймав свинцово-пенные барашки, прочертило набережную, занятую гидами, пробежалось в незрячем поиске по Метромосту. Снаружи послышалось завывание ветра, которого только что не было.

– Всё повторяется, как в тот день, – тихо произнёс он. – Как в ту ночь… Только ничего не повторяется дважды. Смотри.

Пятно света, будто среагировав на эти слова, отвернуло от прозрачных стен станции и устремилось вверх, уплотняясь, сжимаясь. Луч, вырвавшийся из окна гостиницы «Украина», сверкающей нитью прочертил ночное небо, разрезав диск полной луны ровно посередине. Что-то пульсировало внутри луча, набухало, а потом цвет его стал меняться. Медленно заструились внутри багряные пятнышки, как будто луч впитывал в себя кипящие брызги лунного света, наполнялся ими, отравляя свою смертоносную природу для чего-то, что должно было сегодня произойти впервые. Ударив ровно в шпиль Университета, луч преломился, отражаясь от него, и пополз по Метромосту, не причиняя тому видимого вреда. Однако больше он не напоминал трость слепого, скорее ищейку, взявшую верный след.

– Какая тайная красота, – прошептал тот, кого считали хромым Алёшкой. – Сегодня этот луч уйдёт очень далеко: Оракул – старцы монастыря собрались все вместе. Уйдёт намного дальше Пирогово и моста, где сейчас ждёт их Учитель, – он усмехнулся, – твой Фёдор. Думала, я не знаю? Это всё не важно, Ева, я на тебя не в обиде. Окно триста семнадцать – такая же тайна, как и ты. Как и старцы Перервинского монастыря, как и миры, что лежат за всем этим. И всё связал, соединил эликсир.

Его глаза лихорадочно заблестели, хоть, возможно, это в них играли отсветы приближающегося луча. Всё-таки Ева подумала, что это единственное оставшееся в нём от прежнего Алёшки – поглощённость, заворожённость неведомым. А потом она подумала, что никакого прежнего Алёшки никогда не существовало.

– Это предназначено не для тебя, – с тёмной тяжестью, сделавшей голос сиплым и низким, почти грудным, произнесла Ева. – Все эти убийства, столько смертей…

– Луч рядом, Ева. Скоро всё закончится.

– Ты прав, – откликнулась девушка. – Узнаёшь, что это?

Она показывала ему ключ Фёдора на длинной тесёмке, безделицу для новобрачных. Только сейчас Ева уже знала, насколько не случайно эта вещь оказалась у неё в рюкзаке. Всё окончательно встало на свои места.

– Ключ? – Он равнодушно пожал плечами. – Я давно догадался, что дело не в нём. Ключ – это ты сама.

– Правильно догадался, – согласилась Ева. – Но кое-что очень важное всё же упустил из виду.

– О чём ты? – Он поглядел на неё с полным безразличием: ни сочувствия, ни вины, ни даже простого сожаления. И от этого девушка ещё раз подумала, как же она смогла так ошибиться.

Всё же Ева сказала:

– Отступись, и будешь спасён. Я ещё могу помочь.

– Полагаешь, из нас двоих я нуждаюсь в помощи? – теперь он посмотрел на неё с искренним удивлением. – Как считаешь, если б меня интересовала жизнь в клетке у Петропавла, я стоял бы сейчас здесь? Но за благородное предложение спасибо.

– Ты не единственный вернувшийся воин!

– Не спорю.

– Так ничего и не понял?! – Она потрясла тесёмкой. – Вспомни, как эта вещь впервые попала к тебе. Ты так искусно изображал незаинтересованность, но так жаждал поскорее заполучить ключ…

– Говорю же, тогда я ошибался.

– И вспомни, что ты дал мне за него взамен.

– Расписку? – Он ухмыльнулся.

– Что ты дал мне взамен за ключ Учителя?

– Ну прекрати уже…

– Один тотемный предмет в обмен на другой. Вышло случайно, никто тогда ничего не знал. Но что ты мне дал?

– Ах, вот ты о чём… ну, да, я показал тебе череп Горха.

– Ты мне его дал . В руки.

Он рассмеялся.

– И что?! Это ничего не меняет. Что ты там себе навыдумывала?

Ева отвернулась, вглядываясь в дальний конец станции. Но там ничего не было, лишь глухая заваленная стена угадывалась в кромешной темноте. Произнесла тихо, не оборачиваясь к собеседнику:

– Горх не выдал тебя. Лидия ему запретила. А я ведь могла бы догадаться, почему произошёл обмен, – сокрушённо покачала головой. – Ведь он возможен только добровольно, верно?

– Ты… – Отблеск озадаченности в его глазах мгновенно прошёл, но впервые он посмотрел на неё с интересом. – Ты сумела прочитать тайные страницы её дневника?

Услышав рядом своё имя и имя Лидии, чудовище немедленно отозвалось привычным трескуче-пустотным речитативом.

– Горх скучает по ней, поэтому и тебе оставался верен… Я на кого только ни думала, – призналась Ева с горечью. – Но ты был последним в списке. Потому что считался другом. И Горх словно вычеркнул твоё имя из моей головы. Но теперь всё поменялось.

Гкрх – тра-апп-апамм-гкркх

Наконец тот, кого считали хромым Алёшкой, сообразил, куда она клонит:

– А ты боец, Ева, – похвалил он. – До последнего цепляешься за жизнь. Представляю, чего ты себе нафантазировала… Уж не знаю, как тебе удалось прочитать её дневник, но вынужден огорчить: не было никакого обмена. Одного тотемного предмета недостаточно. А Лидии давно нет. Она умерла. Ты не хозяйка черепа.