Евгений Щепетнов - Возвращение грифона

— Да пошел ты! Козел… — Дымов шагнул ко мне, сжав кулаки, и тут в кабинет вернулся полковник. Он осмотрел всю компанию и, испытующе поглядев на меня, спросил:

— Все? Поговорили? Достаточно?

— Достаточно. Скоро они придут к вам и напишут явку с повинной, — усмехнулся я, глядя на бледные лица оперативников, и добавил: — Запомните, только явка с повинной вас спасет!

— Идите к себе, — хмуро приказал полковник и, покосившись на меня, добавил: — Потом поговорим.

Дымов кивнул головой и, махнув своим «бандитам», вышел из двери, неосознанно почесывая правое бедро. Я криво усмехнулся: «Проклятие седьмого сына» начало действовать.

Насколько у меня имелась информация — больше двух лет никто из тех, на кого было наложено это проклятие, не жил. Страшное заклятие. И против него было только одно средство — магическое. Ни спиртное, ни лекарства, ни любые другие средства не могли заглушить страшный, невероятный зуд. А черви, которые были совсем не черви, а некие сущности, образовывающиеся из тела самого больного, пронизывали все тело, пока не перекрывали ему дыхание и не отравляли организм продуктами своей жизнедеятельности. Мерзость, конечно, но эти твари заслужили.

Не зря я попросил полковника выйти из кабинета — под действие заклятия подпадали все, кто был в поле моего зрения во время произношения заклятия. Мне бы не хотелось, чтобы полковник пострадал — по крайней мере, сейчас. Мне лично он ничего не сделал, а сделает — там видно будет.

Жена первого секретаря обкома КПСС оказалась дамой довольно приятной и на вид, и даже в общении. Ей было лет сорок пять, а может, и больше, несмотря на ухищрения — использование различных дорогущих импортных лекарств, китайских средств и постоянную заботу о своем теле, это самое тело сдавало свои позиции. Что ни делай, а все равно высушенная змеиная кожа в смеси с женьшенем и иглоукалывание не вернут молодости. Таков закон природы. Нужно чудо, чтобы кожа натянулась, морщины исчезли, а попа стала твердой и лишенной растяжек и целлюлита.

Вот такого чуда ждали конкретно от меня. Ждали, сидя на антикварном стуле, за столом, достойным музея и уставленным бутербродами с сырокопченой колбасой, икрой, осетриной и кремовыми пирожными, как будто подмигивающими своими аппетитными свежими розочками: «Съешь меня! Съешь!»

Я позавтракал довольно хило, намеревался нагнать за обедом, потому мой взгляд сразу приковали эти роскошества, которые советский человек мог не увидеть за всю свою жизнь. Или увидеть, но только на картинке.

Заметив мой интерес к накрытому столу, дама улыбнулась и радушно предложила:

— Присаживайтесь! Кушайте, я вижу, что вы проголодались. Николай Федорович, вы посидите с нами?

— Благодарю, Маргарита Николаевна, мне нужно на службу. Неотложные дела! — полковник откланялся и быстро исчез, как будто его тут и не было. Похоже, что не только я чувствовал себя неуютно в этих хоромах, с натертым паркетом, обитыми шелком стенами, антикварной мебелью и тяжелыми хрустальными люстрами с позолотой.

Жил первый секретарь в центре города — тихий переулок, в который нельзя было въехать без контроля наряда милиции, стоящего у КПП, старинное двухэтажное здание — похоже, что тут когда-то жил важный чин дореволюционной власти или же богатый купец. Не знаю точно, но тот, кто это все построил, был человеком совсем не бедным.

В доме имелось несколько квартир, и все они были заняты номенклатурой — это я понял сразу. Высокие, просто высоченные потолки, уходили ввысь, толстые стены хранили прохладу, так что в квартире было даже слегка холодновато после раскаленной улицы. По приходу я обливался потом, но когда немного остыл, стал даже немножко мерзнуть.

Впрочем, потом я понял, почему тут так холодно — дама заботливо спросила, не простыну ли я под кондиционером. Квартира охлаждалась. И я немного позавидовал этому обстоятельству — терпеть не могу жару.

— Вот вы какой — колдун! — усмешливо сказала Маргарита Николаевна, внимательно глядя на то, как я без зазрения совести сметал со стола дефицитные продукты, запивая их холодным яблочным соком, — мне казалось, вы будете постарше.

— Последние часы мне только об этом и говорят, — усмехнулся я, прожевав очередной бутерброд и стряхивая крошки с подбородка, — заверяю вас, если молодость — это порок, то с годами он исчезает.

— Это точно… что-что, а уж это-то мне известно, — увяла дама, тяжело вздохнув и неосознанно огладив свои явно крашеные волосы, — потому я вас и позвала… Ваня? Вас звать Ваня? Вы не обидитесь, если я буду так звать?

— Почему я должен обидеться? Главное, не зовите Гришей. Или еще того хуже — Альбертом! А Ваня — есть Ваня, из песни слова не выкинешь.

— А вы забавный, — улыбнулась дама, — и очень… интересный мужчина. Где мои двадцать лет… Завидую вашей девушке. Той, что была раньше тридцатипятилетней дамой.

— Интересно, а откуда у вас сведения? — поинтересовался я, слизывая взбитые сливки с пирожного.

— Слухами земля полнится, — уклонилась от ответа дама, — у нас свои методы получения информации. Только вот слухи это или же правда — развеять мои сомнения сможете только вы. И вы готовы развеять сомнения? Наелись? Или, может, вам принести что-то посущественнее, чем простые бутерброды? Суп? Второе? Я могу отдать распоряжение — через десять минут все будет.

— Если бы раньше, — ворчливо ответил я, — а так уже наелся, не влезет!

— Ну кто же знал, что вы так голодны! — дама рассмеялась звонко и дробно, как будто по полу рассыпали стеклянные шарики. — Приятно было посмотреть, как вы едите — настоящий зверь, самец, так сказать! Наши мужчины какие-то вялые — щиплют кусочки, жеманятся, а вы едите как настоящий мужчина. Ну, так что, теперь в силах со мной поговорить? Я же знаю, что, пока мужчина не поел — к нему и не подходи. То-то в русских сказках: «Напои, накорми, в баньке попарь, спать уложи, а потом и расспрашивай!» В принципе — я и то и другое могу устроить. И баньку сделать, и спать уложить. Но вряд ли вы согласитесь — вас же дома красотка ждет, волнуется. Как только мы поговорим — вас отвезут домой на машине, не беспокойтесь. Все будет в порядке.

— А мне кажется, мы уже говорим, и очень даже продуктивно, — сказал я, насмешливо щурясь и отдуваясь от плотного обеда всухомятку.

— От вы вредный какой! — снова рассмеялась дама. — Вы же знаете, о чем я говорю. Итак, Ваня, вы в самом деле можете меня… омолодить? — Дама затаила дыхание, сжалась, вцепившись в сиденье стула, и впилась глазами в мое лицо.

Я наблюдал за ней сквозь полуприкрытые глаза и раздумывал — что делать? Вернее так — делать-то я знал что, но как это использовать в своих целях? И так, чтобы не промахнуться… не каждый день вызывают в дом первого секретаря обкома партии. И грех не попользоваться этой возможностью урвать себе каких-либо благ. Они-то, вон, как сыр в масле катаются. А я чем хуже? Может, конечно, это звучит и стяжательски, но я имею некие способности, востребованные у сильных мира сего, распоряжающихся определенными материальными ценностями. Так почему и я не могу воспользоваться этой кормушкой и сунуть туда свой нос? Встать в позу — «Я денег не беру! Мне ничего от вас не надо, кроме БОЛЬШОГО спасибо»? Нет уж. Глупо.