Евгений Щепетнов - Возвращение грифона

— Память цела, но она заблокирована, — задумчиво протянула Маша, поглаживая меня по животу и спускаясь рукой все ниже и ниже. Я перехватил ее руку и укусил за мизинец. Она взвизгнула от неожиданности и сильно хлопнула меня по бедру. Потом наклонилась и стала целовать красное пятно, оставшееся от удара:

— Не больно? Я от неожиданности! Чего ты кусаешься?

— А чего ты крадешься, как тать? Мы о серьезном говорим, а у тебя одно на уме.

— Почему одно? Может, два? Или тебя на два уже не хватит? А что может быть серьезней любви?

— Это для вас, женщин, серьезней любви ничего не может быть. А для мужчин есть еще долг и дело.

— Глупости. Главный инстинкт — инстинкт размножения человеческого рода. И важнее его ничего быть не может. На первом месте у организма всегда самосохранение, а когда самосохранение совершилось — организм требует размножения. Это нам институтский профессор говорил, когда выгонял беременных студенток с экзамена. Мол, идите, родите, а потом приходите. Вы удовлетворили самый главный инстинкт, и нечего совать мне в нос свое пузо — все равно скидки не будет. Что заработали, то и получите. Двойку!

— Хе-хе… крутой у вас профессор был, крутой. И правильно. Думать надо было! Хмм… эй, ты чего затихла? Чего пригорюнилась? Тэээкс… ты зачем мне рассказала про профессора и беременных баб? Что, правда?

— Правда. Задержка уже две недели. Похоже, залетела.

— Ну и замечательно! Разве ты не этого хотела?

— Хотела. Только…

— Что только?

— Хотелось, чтобы у сына был отец… или у дочки. А ты уйдешь.

— Уйду. Но ты же знала об этом! Чего снова поднимать вопрос?

Маша замолчала, потом легла, накрывшись простыней, и закрыла глаза:

— Давай спать. Завтра снова начнут в дверь звонить ни свет ни заря.

— Кстати, давай наймем прислугу? Пусть готовит, стирает, убирает. Ты мне нужна на приемах. Я заметил, когда ты присутствуешь, они как-то успокаиваются, прямо-таки лучатся добродушием и любовью. Наверное, больные в психушке тебя любили…

— Вань… я тебе хотела что сказать… странно что-то. Со мной странно. Я ведь волосы крашу. Ты заметил?

— Ну… заметил, и что? Все женщины волосы красят. Сегодня она белая, завтра синяя, послезавтра черная или рыжая — что такого? Есть у вас такая дурная привычка менять внешность.

— А в глаза ты мне давно смотрел?

— Только что… хмм… мда. Странно. У тебя всегда были карие, а теперь зеленоватые какие-то. Вроде как с зелеными точками. Не обращал внимания — теперь вижу. Так что случилось?

— У меня волосы зеленые. И кожа стала с зеленым оттенком. Ты что, не видишь, что я, когда выхожу, тональным кремом мажусь? Так вот, теперь я зеленый человечек! Типа инопланетянка!

— Нимфа… — автоматически сказал я, и в голове мелькнула картинка какой-то невероятно прекрасной женщины с зелеными распущенными волосами.

— Что ты сказал? Какая нимфа? — встрепенулась Маша.

— А я что-то сказал? Не помню, — растерянно ответил я, — правда, не помню.

— Ты сказал — нимфа!

— Значит, так и есть. Не знаю, зачем я это сказал. Хмм… сам не понимаю. В голове вертится — нимфа, нимфа — и все тут. И еще… с этим словом связано одно дело… интересно, получится?

— Что именно?

— Попробуй внушить мне любовь к себе. Ну-ка! Просто представь, что я тебя люблю, что тебя страстно желаю, что к тебе отношусь как к божеству. Попробуй.

Маша полежала неподвижно, потом уселась на постели, отбросив одеяло, сложив руки и ноги в позе медитирующего Будды. Затем распахнула зеленые глаза и вперилась в меня, как будто гипнотизируя.

Меня как кипятком ошпарило! Я почувствовал такой прилив сексуального желания, что аж затрясся. Зарычав, как зверь, буквально в прыжке бросился на Машу, завалил, раздвинул ноги и вонзился в нее, не обращая внимания на вытаращенные глаза подруги, на слабые попытки меня оттолкнуть, и минут пять яростно скакал на ней, пока не излился в мучительно сладких, почти болезненных судорогах. Перед глазами у меня стояли яркие сполохи, голову распирала кровь, и опомнился я только тогда, когда Маша перевалила меня с себя на постель, тяжело дыша и вздрагивая от непрекращающегося, невероятно длительного оргазма.

— Что это было? — выдавила из себя она, заикаясь и прижимая руку к вздрагивающему животу. — Ты же меня практически изнасиловал! А такого бурного оргазма у меня никогда не было! Что такое было?

— Нимфа. Так это назовем. Я помню, что те, кто так умеет делать, называются нимфами. Ты теперь умеешь вызывать сексуальное желание у мужчин, и у женщин тоже — у тех, кто бисексуален или же вообще любит только женщин. А может, и у обычных женщин — не знаю. Это у меня в памяти. Сильная нимфа. Но не самая сильная, какие бывали. В памяти у меня мелькает одна женщина, перед которой я ползаю по земле, как червяк, и целую ее ноги.

— А может, попробуем? И передо мной поползаешь? — коварно усмехнулась Маша. — А мне понравилось, скажу тебе! Ты был такой… ненасытный, такой… первобытный — я в восторге! Интересно, а можешь ли ты от этого защититься? Ну от моего воздействия, от любовной магии?

— Да. Специальные заклинания. А еще изумруд. Вспомни, что было с Маргаритой! Я тогда просто обалдел. Ну, думаю — все, хана нам. Решил, что способности у меня закончились и сейчас мы за наглость будем наказаны.

Я закрыл глаза и стал вспоминать.

Комната — огромная кровать, застеленная шелковым покрывалом. На ней лежит Маргарита Николаевна в легком халатике на голое тело. Ее лицо раскраснелось от волнения, а губа слегка дрожит. Я стою перед ней и читаю заклинание, делая пассы руками. В воздухе попеременно мелькают знаки — Огня, Воды, Воздуха, Земли, становится то жарко, то холодно. Наконец, заключительная фраза, и я замолкаю, глядя на женщину.

Упс! Результата ноль.

Она встает и ощупывает себя руками. Потом недоуменно смотрит на меня:

— И что, это все?! Может быть, какое-то время надо ждать, чтобы пошел процесс?

Я растерянно смотрю на нее и не понимаю, что произошло — все должно было получиться как в случае с Машей — Маргарита Николаевна должна была помолодеть и обрести облик двадцатилетней девушки. Однако результат нулевой.

Все растерянны, женщина не смотрит мне в глаза, удрученная и опустошенная. Она даже как-то постарела на глазах и стала выглядеть на свой возраст, и старше — далеко за пятьдесят. Я опустился на кровать, наблюдая за пациенткой, растерянный и не знающий, что делать, когда вдруг луч, отразившийся от тяжелых сережек женщины, блеснул мне в глаза, и я вскочил с места:

— Они! Это они! Снимите их сейчас же!

— Кто — они? — недовольно и подозрительно спросила Маргарита. В ее глазах я уже опустился до уровня фокусника-афериста и совершенно вышел из доверия.