Евгений Щепетнов - Возвращение грифона

— Поедим. Проголодался я. На людей посмотрим. Поговорим…

Она понимающе кивнула и расплылась в улыбке — все-таки женщины обожают хождение по ресторанам, а еще больше — по магазинам. А я ненавижу магазины. Ненавижу рассматривание барахла, примерки, ощупывание и оглаживание купленных вещей. Не мужское это дело — шастать по магазинам.

Швейцар у входа надменно посмотрел на нас с Машей, так, как будто перед ним появились две гниды и пытаются проползти в общество людей. Только я собрался положить его сонным заклинанием, как нас обогнал один из охранников, пошептал что-то, и халдей склонился в угодливом поклоне. (Теперь мне сам черт не брат! Так и тянет побеспредельничать — ведь я обслуживаю небожителей! Шутка, конечно, но не люблю угодливых халдеев. Сталкивался с этим явлением на службе и вне службы.)

Роскошно, только и скажешь. Советский ампир, или сталинский ампир — так, что ли, это называется? Цены смешные, на мой взгляд — в наше время… Впрочем, если пересчитать на деньги и зарплаты — не такие уж и смешные. Это нам сейчас смешно — при наших доходах, а человек, получающий сто пятьдесят рублей зарплаты, точно не может сидеть в таком ресторане. Впрочем — может. Пару часов. Оставив тут всю зарплату.

Нам стеснять себя не в чем. Заказал столько, сколько и не съем. А уж Маша тем более. Только тут почувствовал, как проголодался — сметал все, как снегоуборочная машина, даже не разбирая вкуса. Потом заказал пива и сидел, наслаждаясь ледяной жидкостью из запотевшего высокого бокала. Хорошо! Нет — с деньгами можно жить при любом режиме, это точно. Если тебе это позволяют.

Столики в ресторане заняты лишь наполовину — вечер еще на начался, сейчас только около пяти вечера. Маша ела мало — поковырялась в салатах, размазала по тарелке черную икру, рисуя с ее помощью какие-то неведомые дали, и в конце концов изобразила домик с высокой трубой. Интересно, что бы сказал по этому поводу психолог? Что означает этот самый домик с крышей и трубой? Не жажду ли семейного очага?

Вдруг она подняла на меня глаза и спросила совершенно не то, о чем я подумал:

— Вань, а ты не боишься, что нам изгадят все дело?

— Каким образом?

— А если в Системе не все желают возвращения здорового, энергичного генсека? Если они специально испортят тебе операцию?

— И как, например?

— Запросто. Вместо слез девственницы — подсоленной водички. Вместо кости летучей мыши — кошачью кость с помойки. Вместо щепотки могильной пыли, взятой в полночь, — горстку земли из фикуса. Ты не допускаешь это?

— Допускаю, — угрюмо ответил я, скатывая из хлебного мякиша кусочек с ноготок. Потом приделал к нему головку, ножки, ручки — что тут сказал бы психолог?

— А если допускаешь — как ты можешь пускать это дело на самотек? Ведь на кону стоит не только наше благополучие, а возможно, жизнь нашего ребенка!

— Как, кстати, себя чувствуешь? Не тошнит? Говорят, беременных начинает тошнить, а еще — что они хотят чего-то странного.

— Я каждый день хочу странного — тебя, к примеру. И это не от того, что я беременна, — хмыкнув, парировала Маша, — ты не отвлекайся! Что ты сделал для того, чтобы изменить ситуацию? Чтобы защитить нас всех?

— Так, Маш, ты считаешь меня идиотом? Само собой — я не пущу это на самотек. Кроме девственниц, не представляю, как я буду им заглядывать в вагину и определять — есть ли девственность, или нет. А еще задавать вопросы: «Вы не занимались оральным сексом? А петтингом? А…» — в общем, эту проблему ты возьмешь на себя. Может, я и позвал тебя в этот ресторан, чтобы смягчить удар!

Маша поперхнулась от смеха и не могла успокоиться минуты две. Потом вытерла салфеткой слезы и выдавила:

— Ну, насмешил! Мдааа… незавидную ты мне участь приготовил. Только забыл, что я, в общем-то, врач. Хоть и психиатр, но нас учили всему, что мало-мальски нужно врачу. Чего-чего, но образование у нас на высоте. Мало того, я могу ввести эту девственницу в транс и выспросить у нее все о половой жизни. Под гипнозом она расскажет мне все, что скрыто в мозгу. Гарантия. Сколько тебе нужно слез?

— Хммм… грамм сто, это точно.

— Тогда придется штук десять этих самых девственниц терзать. Интересно — как в магическом мире добывают слезы? Вот как из них выжимать слезу? Не избивать же их.

— Эй, зверь-зверина, скажи свое имя! Ты чего? Взяла луковицу и тычь им в нос. Ну да, и сама наплачешься, а кому сейчас легко?

— Только не мне, — поджала губы Маша, — кстати, раз пригласил в ресторан, может, потанцуешь девушку?

— Хммм… почему и нет? Сейчас, погоди…

Я поднялся с места и пошел к оркестру, настраивавшему инструменты. Они заинтересованно посмотрели на меня — не зря же я к ним пошел, наверное, бабло буду сулить. И верно. Поговорив с музыкантами, вернулся к своему столику. Оркестр заиграл, а я подал руку Маше:

— Мадам? Медленный танец?

Она улыбнулась и встала, оправив платье, сидевшее на ней просто потрясающе. Красавица! Или мне так казалось? Наверное, я все-таки был в нее влюблен. Почему наверное? Я же уже сделал вывод, что в нее влюблен. А Василиса? И в нее влюблен! Только по-другому… да какая разница, как я в кого влюблен?! Оркестр играет мою любимую песню, рука лежит на талии красивой женщины — о чем еще думать, кроме как вести ее в медленном танце?

Мы танцевали, забыв обо всем — о том, что мне скоро предстоит уйти, о том, что наше счастье временно и жизнь неопределенна — были только двое, я и моя женщина. Оркестр играл, солист пел на английском, и, как ни странно, слова песни точно подходили к этому моменту.

Музыка стихла, и я обратил внимание, что танцевали мы не одни. Вокруг нас кружилось несколько пар, разного возраста, но красивее, чем моя Маша, женщин не было.

Оркестр снова заиграл что-то плавное, медленное, и мы снова обнялись, утонув в глазах друг у друга.

Неожиданно в голову мне пришла одна мысль — я тихо прошептал слова заклинания, сделал пасс правой рукой, убрав ее с талии Маши. И вдруг в огромном зале потемнело, и, откуда ни возьмись, появились сотни, тысячи разноцветных, сияющих бабочек. Их были тысячи, сотни тысяч — порхающих, радужных, красивых, как драгоценные камни. Оркестр, пискнув каким-то инструментом, затих, а танцующие пары начали ловить бабочек, не понимая, что это иллюзия. Пальцы проходили через «тела» насекомых, а бабочки летели дальше, наполняя зал свечением и радостью. (Заклинание иллюзии третьего уровня, применяется для представлений комедиантов.) Потом начало светлеть, и бабочки растворились в воздухе, не оставив после себя ничего, кроме радостных воспоминаний…