Евгений Щепетнов - Возвращение грифона

Наша охрана открыла ураганный огонь в ту сторону, откуда велась стрельба, но было поздно — стрелка как будто ветер унес. Ни одна пуля его не зацепила. А вот нам досталось. Ну я-то мог вылечить Машу, даже со сквозной дыркой у себя в спине, а вот Маша — без магических ингредиентов она была беспомощна. Так что мне предстояло терпеть до дома. Я и терпел. А весь заряд злости, ярости, боли и возмущения выплеснул на гэбэшников, неосторожно попытавшихся узнать у нас подробности ночной вылазки.

Я вопил, стучал кулаком, чуть не сорвал голос орамши. Потом опомнился — с сорванным голосом читать заклинания просто безрассудно. Или невозможно вообще. И затих.

Гэбэшник, слегка покрасневший от моих эпитетов и выражений, тусклым голосом сообщил:

— Мы вас поняли. Объясняю: не все в нашей структуре желают, чтобы власть не менялась как можно дольше. Есть те, кто хочет перемен. И они, предатели, собираются помешать операции. Заверяю вас — мы сделаем все, чтобы повторения этих инцидентов не было. (Инцидентов, черт бы вас побрал! Стрельнуть бы тебе в брюхо — узнал бы, каково это!) Вам будут выданы средства индивидуальной защиты, и…

— Да какой толк от ваших средств защиты? — вскипела Маша. — Все равно как презервативы надели, а не бронежилеты! Ну, были на нас бронежилеты, и что? Навылет пробило!

— Это специальная снайперская винтовка, — уныло ответил гэбэшник, — бронебойные патроны. Против нее только одна защита — стальная броня. Но вряд ли вы согласитесь разгуливать в стальных костюмах. Есть только один способ на сто процентов защититься — сделать все так, как задумано, и как можно скорее.

— Придется, — пожал я плечами, чувствуя, как зудит моя заживающая рана. Я до сих пор с трудом дышал — легкие еще не успели зарасти как следует. Пуля пролетела сквозь них. Кстати, если бы я в тот момент не повернулся — пуля прошла бы сквозь сердце. Ну что же — будем, как говориться, работать! И как можно быстрее…

— Мне лечь или как? — грузный генсек сел на краю кушетки, застеленной белой простыней, и положил руки на колени, глядя на меня карими глазами.

— Пока не нужно. Сейчас я вас уколю в палец, потерпите… вот так! Теперь слизните кровь.

— Зачем?

— Так положено, Леонид Ильич.

— Ну, если положено… — генсек слизнул выступившую капельку крови и по-детски пососал палец. — Глубоко воткнул!

Не обращая внимания на то, что говорит генсек, я приступил к самой важной и опасной начальной стадии преобразования. Того, что я задумал давно, и шел к этому как танк. Я собирался подчинить генсека своей воле.

Зачем? Если разобраться — изменения в политической системе никак не изменят мою жизнь в другом мире. Тогда зачем я это делаю? Зачем лезу на рожон, рискуя своим положением, и даже жизнью? К чему мне это? Амбиции? Я совсем не амбициозен, настолько, что даже Маша это заметила, заявив, что с такими способностями, как у меня, можно было бы добиться гораздо большего. Но я настолько не амбициозен, что это просто патология какая-то. Знали бы они, что я задумал… даже Маша не знает.

Сам не знаю — зачем я это делаю, но мне захотелось стать преобразователем России. Всегда задумывался — а что было бы, если бы…? Если бы не ввели войска в Афганистан? Сколько людей ведь из-за этого погибло! А если бы Горбачев не пришел к власти и не допустил развала СССР? Если бы Ельцина задвинули подальше и не дали бы объединиться с руководителями республик для развала СССР? Сколько можно было бы сделать, если бы у власти стоял нормальный, разумный руководитель, притом знающий будущее, знающий, что нужно сделать для страны, как не допустить тех огрехов, что были допущены в нашем мире.

Мало омолодить Брежнева и рассказать ему — как нужно сделать. С какой стати он будет следовать моим указаниям и прислушиваться к тем бредням о будущем, что я ему выдам? Кто я такой для него? Подозрительный колдун. Значит, остается один путь — заставить его сделать, как должно быть. Подчинить своей власти. Опыт у меня уже есть, так что ничего страшного случиться не должно. Кроме того, во всем этом есть и чисто шкурный элемент — кроме обычного прогрессорства — Маша. Маша и мой ребенок. Только заручившись поддержкой главы государства, я могу рассчитывать на то, что у моей женщины в будущем все будет в порядке. Вот откуда и появилась идея с омоложением и подчинением. Как иначе бы добрался до тела генсека, произвел над ним нужные манипуляции — если бы не омоложение.

По большому счету, мне наплевать на Брежнева, хотя он чисто человечески мне нравился. Один из немногих руководителей в нашей стране, не являющийся кровавым маньяком и убийцей массы людей. Петр сам головы рубил своим врагам, Сталин уничтожил в лагерях миллионы, кто там у нас еще? Хватало на Руси активных, излишне активных царей и генсеков…

Заклинание подчинения прошло отлично — десять минут, и все готово. Внешне это никак не отразилось на самочувствии — пожилой человек, как и до этого, лежал на кушетке, сопел и смотрел на меня, начинающего манипуляции с ингредиентами для омоложения. В его глазах светилось детское любопытство, и он внимательно наблюдал за моими действиями.

— Начинайте отбор крови для операции, — приказал я медсестре, стоящей рядом с кушеткой, — нужно пол-литра крови.

Медсестра, женщина лет тридцати пяти, довольно миловидная и приятная, согласно кивнула головой и подошла к генсеку с приготовленной эмалированной чашкой. Проверила пульс, взяла скальпель и поднесла к сгибу локтя. Охранники, стоявшие у дверей, вытянули шеи, следя за нашими действиями.

Их было четверо — высокие, стройные мужчины с грацией тигров. Двое стояли снаружи, двое внутри — и кроме того, велась съемка с нескольких телекамер, в этом я был уверен. Дверь в медицинский кабинет довольно массивна, потому я не сразу услышал шум в коридоре. А когда услышал — было уже поздно.

Дальнейшее происходило как в замедленном действии — на моих глазах замок двери вылетел клочьями, выбитый автоматными пулями, и эти самые пули, калибра 7.62, бронебойные, со стальным сердечником, разлетелись веером по всей комнате, круша медицинскую аппаратуру. Разлетались стекла, посуда, из стены вылетали куски штукатурки, эмалированные медицинские сосуды, пробитые пулями, летели по комнате, как мячи.

Медсестра и один из охранников умерли сразу, исхлестанные перекрестным огнем из нескольких автоматов. Женщина упала на Брежнева, попытавшегося встать, и в ее спину влетели еще несколько пуль, пробивших ее насквозь и прошивших тело старого генсека.

Прежде чем я сообразил, что нужно где-то укрыться, три пули ударили меня, и ощущение было такое, как будто по моему телу врезали бейсбольной битой — плетью повисла перебитая рука, подломилась левая нога, третья пуля вырвала из моего бока приличный кусок и вылетела наружу. Меня отбросило в угол, за тумбу какого-то прибора, и это меня спасло.