Макс Фрай - Зеленый. Том 3 [litres]

Жанна рассмеялась, представив себе такой сон. И сказала:

– Главное, чтобы не на карантин.

Иоганн-Георг тоже рассмеялся:

– Ну, не настолько мы тролли… Хотя я-то как раз настолько! Было дело, однажды ему предложил. Но не прокатило, конечно. Короче, сейчас дела обстоят так: Тони регулярно куда-то завеивается и оставляет на хозяйстве меня. Это честно, всё-таки мы совладельцы. Но довольно жестоко по отношению к нашим клиентам. Я-то не гениальный повар. И даже не умеренно сносный. Вообще никакой! Кофе варю отлично и бутылки открываю практически взглядом, но на этом всё и заканчивается. Я даже салат мимо миски строгаю, а от плиты меня мокрым веником надо гнать. Короче, вы уже наверное поняли, к чему я веду. Вы отлично готовите, я свидетель. Помню, какие пирожки вы в мастерскую носили. И сырники. И банановый хлеб.

– Ну до Тони мне далеко, – честно сказала Жанна.

– До Тони всем далеко, – отмахнулся тот. – Гений есть гений. Это отчасти моя вина: я его в своё время вместе с пиццерией заколдовал…

– Вместе с пиццерией? – ахнула Жанна. – То есть у Тони раньше была нормальная человеческая пиццерия?

– Почти была. Но всё-таки не успела. Я её сбил буквально на взлёте. То есть, ещё до открытия чёрт знает во что непонятным мне самому способом превратил. Это, на самом деле, смешная история; я вам когда-нибудь её целиком расскажу. А сейчас давайте про дело. Я, между прочим, волнуюсь. И Тони тоже волнуется. Он совсем не уверен, что я вас уговорю.

– Он не уверен? То есть, он думает, я от такого предложения откажусь?!

– Ну слушайте, – вздохнул Иоганн-Георг. – Всё-таки мы не в обычный ресторан вас зовём на работу. А в совсем другую, непривычную, ни на что не похожую жизнь.

– Это я как раз понимаю. Всё-таки не понаслышке знаю, сама там была.

– В качестве гостьи. Это… как бы поточнее сказать? Не то чтобы не считается. Считается, и ещё как. А всё-таки это просто подарок, который ни к чему не обязывает. Каждый гость сам решает, брать его, или не брать. Считать сном, или явью, придавать значение, или забыть. А работа это уже не подарок, а договор, контракт. Договоры заключают на равных. Это означает, что вы станете одной из нас.

– Господи, – вздохнула Жанна. И повторила: – Господи.

У неё не осталось никаких других слов.

– Я совершенно точно не он, – улыбнулся Иоганн-Георг. – Всего лишь проходимец, слегка контуженный то ли его неизъяснимой дланью, то ли всё-таки просто крылом.

– Дура я была, что заревела, когда вас встретила, – почти сердито сказала Жанна. – Надо было сэкономить пару вёдер слёз на потом. Но кто ж знал, что они скоро понадобятся, а у меня не останется ни одной.

– А вы кофе допейте, – посоветовал Иоганн-Георг. – Могу ещё принести лимонад, или воду, или что сами хотите. Может пива в соседнем баре купить? Вам теперь придётся пить много жидкости. Я вас знаете ещё сколько раз до слёз доведу?

– Да я столько не выпью, сколько от счастья могу нареветь.

– Ничего, привыкнете. Я имею в виду, много пить привыкните. А к счастью – всё-таки вряд ли. Лично я к своему до сих пор не привык.

Он замолчал, достал из кармана чёрный металлический портсигар, повертел в руках, глядя на него с таким удивлением, словно увидел впервые в жизни и теперь не мог сообразить, для чего нужна эта странная вещь. Наконец снова заговорил:

– Я очень рад, что вы согласились; собственно, я и не сомневался. Но всё-таки должен сразу вам объяснить то, чего вы, скорее всего, не понимаете. По крайней мере, я в своё время не понимал. Когда я говорю, что мы зовём вас в новую жизнь, это означает что старая жизнь закончится. Не мгновенно, как если бы вы застрелились, а постепенно, шаг за шагом. Но всё-таки очень скоро. Вы сами не заметите, как не останется от неё ни черта. То есть, поймите правильно, мы конечно не запрём вас в подвале. Не заставим силой ночевать в ином измерении, не запретим навещать детей. Не станем превращать после смены в статую, или в летучую мышь. А напротив, выпустим, ещё и проводим до самого дома, если понадобится, или вызовем вам такси. И выходные будут; не знаю точно, как вы с Тони договоритесь, но жестокий эксплуататор из него, как из меня балерина, переутомление вам вряд ли грозит. Даже зарплату будем платить нормальными человеческими деньгами, а не сказочными монетами, которые поутру превращаются в пыль. В этом смысле вам с нами будет легко и приятно, мы нормальные чуваки.

– Да я и не сомневаюсь, – улыбнулась Жанна. – Было бы странно, если бы вы внезапно оказались мрачными прижимистыми негодяями. Зачем тогда вообще нужен какой-то волшебный мир?

– Всё правильно вы понимаете, – кивнул Иоганн-Георг. – И про нас, и про волшебный мир. Только наша покладистость не поможет вам усидеть на двух стульях, между миром духов и человеческим. Вам даже выбирать не придётся, само всё случится. Отвернётся от вас человеческий мир. Коммуникация с ним разладится, как бы вы ни старались её сохранить. Ваши друзья-приятели все как один решат, что вы стали какая-то странная, даже если вы в их присутствии будете совершенно нормально себя вести. Многих, кому вы нравились, каждое ваше слово, любой поступок начнут необъяснимо бесить. Кто-нибудь обязательно пустит слух, что вы тайком попиваете. Или чего похуже…

– Например, – подсказала Жанна, – нюхаю клей.

– Например, – согласился он без тени улыбки. – И с детьми вам, боюсь, станет сложно. Как бы вы ни старались, чтобы всё оставалось по-прежнему, всё равно отдалитесь от них. Хотя с близкими бывает по-разному; некоторым, говорят, везёт. Беда в том, что у людей хорошее чутьё на чудесное. И при этом естественная реакция – всеми силами его игнорировать, а если не получается, убедить себя, что оно несущественно, или хотя бы как можно дальше от него отойти. То есть, в каком-то смысле, мы всё-таки запрём вас в подвале, просто в незримом. Между вами и человеческим миром встанет стена. И чем дальше, тем она будет выше и толще. И это, скажу вам честно, довольно тяжёлый опыт. Даже для меня. Хотя я-то и раньше был со всем миром в вечной ссоре, местами переходящей в безобразную драку. И репутация у меня была та ещё – психа, с которым лучше не связываться, на одном обаянии кое-как выезжал. Много лет жил в полной уверенности, что терять мне нечего; по большому счёту, оно так и было. Но по малому, даже мне нашлось, что терять. Я, конечно, не жалел ни секунды. Какое! До сих пор самый страшный мой страх – однажды снова проснуться нормальным человеческим человеком и хотя бы на секунду поверить, что останусь им навсегда. Но то я. Реально же псих, каких мало. А может, и вовсе нет.

– Я наверное понимаю, – сказала Жанна. – Я, конечно не такая крутая и безбашенная, как вы. Просто слегка долбанутая тётенька, которой обычная жизнь в плечах и в талии жмёт. Но за эту весну стена между мной и человеческим миром выросла – будь здоров. Словно что-то во мне сломалось. Стало неинтересно с людьми, даже с самыми близкими. Больше не о чем говорить. Как-то я всех разлюбила, что ли. Привыкла заново к мысли, что я в мире совсем одна. Мне, знаете, часто в последнее время снится, что я снова попала на Эту Сторону. Причём каждый раз я совершенно уверена, что всё происходит по-настоящему; ну, во сне всегда так. Так вот, раз за разом я думаю, как мне быть, и выбираю не возвращаться. Растаю, значит растаю, дети у меня уже взрослые, как-нибудь справятся, можно подумать и о себе. А для меня лучше волшебная смерть в ином мире, чем унылая жизнь без чудес. Потом просыпаюсь и рыдаю в подушку от разочарования: даже смерти волшебной мне не положено! Родилась, как дура, человеком в человеческом мире, вот и сиди. И вдруг выясняется, что вместо волшебной смерти можно получить волшебную жизнь, да ещё с зарплатой и выходными. Ничего себе новости! Я считаю, дают – надо брать. А теперь подождите меня немного. Я быстро вернусь.