Даррен О'Шонесси - Город смерти

Он имел в виду Кончиту. Он хотел узнать, какие чувства я к ней питаю, но избегал называть ее по имени. Пускай. Я поступлю так же.

— Да, есть, — процедил я.

— Когда-нибудь, — прошелестел его голос, — вам придется предать этого человека. На моем посту любовь — слишком дорогое удовольствие. Однажды твоя работа и твой любимый человек столкнутся, и одно из двух пострадает из-за другого. Если вы питаете надежду занять мое место, мистер Райми, вам придется заново строить отношения с людьми. — Кардинал почесал веко. — Мистер Райми, жизнь человека — самый дешевый товар. Младенец не стоит и рисового зернышка. Мужчина ценится лишь в том случае, если его можно использовать. Женщина… — Кардинал пожал плечами. — Женщины приносят радость, мистер Райми, но их ценность сильно преувеличена, что бы они сами нам ни внушали.

Люди — все равно что деньги, — продолжал он. — От них есть польза, только пока ими пользуешься. Они имеют ценность лишь в сознании своих владельцев. Если мужчина ставит семью или друзей выше работы, он дурак.

— Не самая популярная точка зрения, мистер Дорак, — холодно заметил я.

— Популярность я оставляю шутам, мистер Райми, — парировал он. — Я — бизнесмен. Я — Кардинал. Что бы там ни думали политики, городом правит не популярность.

Ну так как — способны вы на это, мистер Райми? — спросил он. — Пожертвовать любимыми? Отбросить сантименты и превратиться в монстра?

Я подумал о Кончите. И об Аме Ситуве, чья красота подталкивала меня в сторону предательства и возможного краха. Способен ли я с ними расстаться?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Однажды, — раздался его шепот, — вы это сделаете. В тот день определится ваше будущее, и вы узнаете, годитесь ли вы мне в преемники.

После этого мы заговорили о бизнесе. Я рассказал ему, как поладил с Ридом, как воспользовался его дочерью для заключения договора. Кардинал забеспокоился, не угрожал ли я ей, но я подтвердил, что все было благопристойно.

— Он поверил, что вы ее заставите стать вашей женой? — недоверчиво уточнил Кардинал.

— Поверил. Как знать? Может, так оно и будет.

— Да? Не успел я предупредить, как вы уже в романтизм впадаете?

— А что? — ухмыльнулся я. — Вы же сказали, что в люди я выйду только через десять лет: что мне мешает покамест поразвлечься и понежничать?

— Поосторожнее, мистер Райми: не связывайтесь с невинными цивилами. Обычно дело кончается для них плохо — а частенько они дают сдачи.

На этом разговор не закончился. Кардинал обрисовал свою версию моей грядущей карьеры. Еще несколько недель в должности страхового агента, потом год-два в бухгалтерии: узнать все, что следует знать о законах, или «хотя бы научиться строить из себя специалиста». После этого я буду волен порхать из одной отрасли корпорации в другую, специализироваться на чем-то конкретном или заниматься всем понемножку — это уж на мое усмотрение. Он сказал, что не давит на своих людей после того, как они пройдут курс начального обучения. Стоящих людей за ручку не водят. Пока я буду осваивать азы, меня поберегут, но затем я буду сам себе голова.

То был волшебный день. Он обращался со мной как с ровней. Хлопал по спине, с широкой улыбкой подливал пива. Делился долгосрочными планами и идеями инвестиций. Пояснил мне, в чем ценность портового района, какая это золотая жила. Обрисовал свои задумки общенационального значения, перечислил отрасли, которые уже контролирует, и перспективные направления экспансии. Его мечты о транснациональной деятельности были еще далеки от воплощения. Он сказал, что не надеется дожить до дня, когда его компания будет задавать тон в мировой экономике и политике, но уверен: день этот придет, возможно, при жизни его второго преемника (уточнив, что не все так быстро делается, и его непосредственный преемник не увидит того великого дня, когда слова «глава компании» и «глава планеты» станут синонимами).

Также он сказал, что его преемник повидает мир куда лучше, чем удалось ему. Сам он приковал себя к этому городу, потому что знал: акулой в море не станешь прежде, чем сделаешься самой крупной щукой в пруду. Много раз он испытывал соблазн уехать, создать сеть филиалов, пойти ва-банк, но тогда он слишком рассредоточил бы свои силы, оставляя фланги незащищенными.

— Настоящий мечтатель готов всем пожертвовать ради своей мечты, — заявил он. — Даже собой, если понадобится. Мечта должна стать для тебя всем.

Перед тем как перейти к заключительной части своей лекции, он вышел в туалет. Я воспользовался случаем, чтобы попристальнее изучить комнату. Если я при… — нет, КОГДА я приду к власти, придется все переделать. Слишком уж здесь голо. Несколько картин и горшков с цветами — и все преобразится, как в сказке. Побольше компьютеров, факсов, телефонов. А первым делом выброшу кукол.

Подойдя к стене, я начал разглядывать миниатюрных человечков. И презрительно улыбнулся. У каждого человека свой пунктик. Кардинал, созидатель империй, гроза человечества, будущий правитель мира, тешится детскими игрушками. Что же в нас такое сидит, если…

И тут я обмер. Все мысли вылетели из моей головы.

На меня смотрело лицо Адриана.

Хлопая глазами, я отступил на шаг. Вновь сфокусировал взгляд: лицо никуда не исчезло. Приблизившись, я осторожно снял куклу со стены. Это был крохотный Адриан, ничуть не отличающийся от живого. Я растерянно повертел его в руках. Опять поднес к глазам. Кукольник даже знал, что у Адриана левое ухо чуть меньше правого.

Я побрел дальше, стиснув куклу, высматривая на стенах другие знакомые лица. И они нашлись: Леонора. И Цзы.

Я сам…

Я сорвал с гвоздя уменьшенного Капака Райми. Он был изготовлен не менее тщательно, чем Адриан. Осмотрев руки, я обнаружил тонюсенькие извивы линий на кончиках пальцев. Попытался сравнить их с собственными, но без лупы это было невозможно.

Опять потащился вдоль стены. Нашел киллера Паукара Вами и Аму Ситуву. При виде кукольной Амы у меня прямо сердце оборвалось: похоже, ее жизнь была мне еще дороже, чем моя собственная.

Продолжая поиски, я вдруг обратил внимание, что кукла в моей правой руке — я — трепещет. Приложив ее к уху, расслышал слабый дребезжащий стук сердца, размеренный, как у настоящего. Приложил к уху копию Адриана — тишина.

Прежде чем Кардинал вернулся, я вернул кукол на положенные места. И решил, что о них благоразумнее не расспрашивать. Куклы меня нервировали. В них было что-то зловещее, что-то, нагоняющее смертную тоску.

Вернувшись, Кардинал вскоре отпустил меня. Я побрел по коридору, ступая, как пьяный. Голова шла кругом из-за разговора и из-за кукол. Отчасти я был в восторге — Кардинал избрал меня, прочит мне славу и свой престол, — но в глубине души затаился страх. Он говорил о расплате, о необходимых жертвах. Что он имел в виду? И почему он держит у себя на стене мой портрет? И почему моя кукла тикает, а кукла Адриана — нет?