Сергей Болотников - Тролльхеттен

Опомнившийся быстрее Павел Константинович оттолкнулся мощными задними лапами и начал совершать грандиозный красивый прыжок, в финале которого Влад должен был упасть, сбитый массивным телом полуволка. Зрачки его дико отсвечивали зеленым.

Грохнуло! Да так близко, словно стреляли в самого Мартикова. Инстинктивно он шарахнулся в сторону, и изящный прыжок завершился безобразным падением на бок.

Перепуганный до невозможности стрельбой и видом чудовища, Влад наконец опомнился и заорал, точь-в-точь повторяя крик своего недавнего респондента:

— ВОЛК!! ЗДЕСЬ ВОЛК!!!

С улицы бежали какие-то люди — свет фонарей наплывал девятым валом, дергался, хаотически высвечивая похожие на причудливых химер фрагменты детской площадки.

— Здесь! Здесь!! — вопил журналист.

— Ты! — заорали из тьмы, — в сторону! Счас я его шлепну!!

Сергеев шарахнулся подальше от поднимающегося Мартикова, и тут же ночь разорвала беспорядочная стрельба. Увлекшиеся охотники палили вовсю, не заботясь даже о том, что могут зацепить спасаемого. Одна пуля просвистела в подозрительной близости от уха Влада, вибрируя, как разогнанный до сверзвуковой скорости шмель. Две другие скользнули по спине оборотня и срезали шерсть, оставив аккуратные чисто выбритые дорожки. Все еще заполошно крича, Влад кинулся на землю и зажмурил глаза, а когда открыл, оборотень стоял прямо над ним.

И смотрел. Его желтые звериные глаза светились отнюдь не звериным умом и сообразительностью. И тоской тоже. Кого же они так явно напоминают — горящие решимостью и обреченностью, когда терять уже нечего и идти можно лишь вперед, к гибели или спасению, это уж как получится. Длинные изогнутые клыки, как острие ножа причудливой формы.

Нож! Эта мохнатая тварь ничуть не напоминала внешне Белоспицына, но ситуация, в которую она попала, вне всяких сомнений была сходной. Оборотню не хотелось нападать, но он ничего не мог поделать. Внутренне это сходство до того поразило Сергеева, что он приподнялся на локте и, глядя прямо в лицо мохнатой волкоподобной твари, крикнул:

— Ты… тоже?

«Что, тоже?» — подумал Мартиков и даже открыл уродливую пасть, дабы что-то сказать, но тут одна из пуль пробила навылет корявую переднюю лапу оборотня.

— Попал в него! Попал! — заорали среди стрелков. Влад опять лежал лицом вниз и вжимался в холодный асфальт. Его не волновало, кто в кого стреляет, хотелось лишь поскорей обраться из зоны огня.

Павел Константинович протяжно завыл от резкой боли и на трех лапах припустил вниз по улице, спасая свою мохнатую шкуру. С пораненной лапы срывались крупные капли темно-красной крови и обильно орошали асфальт. Стрелки что-то орали, наводили, приказывали, но все это тонуло в громогласной канонаде.

На первые трупы собак он наткнулся уже квартал спустя. Команда, зачистившая улицу, сейчас выкуривала оставшихся в живых псов из соседнего двора. Животные выли на разные голоса, и смысл этих воплей был предельно ясен: «Пощады, пощады»! Но четвероногих в плен не брали — с грохотом выстрелов оборвались жизни ищущих спасения мохнатых беглецов.

Позднее Владимир Белый, один из участников отстрела (имеющий ружье и состоящий в охотничьем товариществе), опорожняя на пару со своим соседом Семеновым бутылку «Пьяной лавочки», жаловался:

— Как вспомню, так дрожь берет! Ружье на них наведешь, а эти хвостатые так на тебя смотрят, и у них, ей-Богу, слезы из глаз катятся? Где ты видел, чтобы собаки плакали?

Семенов выразил свое авторитетное мнение в том смысле, что собаки плакать не могут — нет у них слезных желез.

— Дак и я знаю, что нет, а они в три ручья! И на них таких ружье наводить и в кровь… Не поверишь, мне эти псы иногда по ночам снятся. И запах, ну, на следующее утро, когда их сжигали. Шашлыки с тех пор вообще не ем.

— Это зря, — сказал Семенов, — отличная закуска.

Охотники запрудили весь город, то и дело Мартиков напарывался на группы стрелков, и те, видя крупную мохнатую тварь, тут же открывали огонь. Спасаясь от них, он бежал все дальше и дальше, все сильнее забирая к востоку. Была мысль прорваться к речке и схорониться там, в прибрежных зарослях, но он ее тут же отмел как явно неудачную. Заросли эти были любимым местом пребывания дворовых собак.

И в этом он был прав — этой же ночью заросли сожгли, обильно окропив бензином и запалив с одного конца. Не прошло и пятнадцати минут, как с противоположного края зарослей выскочила задыхающаяся собачья стая голов в пятнадцать и попыталась штурмом прорваться на Верхнемоложскую. Их было так много, что попытка штурма почти увенчалась успехом, и трое людей были серьезно покусаны. Одного из охотников вдобавок ранил собственный потерявший голову напарник, целившийся в кидающихся на людей псов.

Можно было пересечь «черепашку» и найти убежище в Нижнем городе, где не было этих открытых всем ветрам строгих и прямых проспектов. Но на «черепашке» стоял патруль, выглядящий на этом бревенчатом, словно взятом из сказок, мостике подобно многоногому, ощетинившемуся сотней шипов и клыков, дракону. Глаза-фонари шарили по мутной воде и ловили случайные цели на берегу. Тут же лежали три собаки, издырявленные до состояния решета — патрулю явно было скучно. Из-за реки доносилась отдаленная канонада, и ветер приносил запах горелого пороха.

Мартиков развернулся и побежал обратно, по малой Верхнемоложской. На трех лапах бежалось медленно, и он, стиснув челюсти, опустил четвертую и ступал на нее, вздрагивая от резких уколов боли.

Стрельба слегка отдалилась, здесь по улице охотники уже прошли, оставив за собой остро пахнущие гарью гильзы и расстрелянных животных, некоторые из которых были еще живы, лежали на боку и дышали все реже и реже. На перекрестке со Статной улицей Мартиков вдруг столкнулся с еще неотстрелянными собаками. Замер, уставившись на них. Двое, крупные серые псы. Они тоже замерли, напряженно глядя на Мартикова. Зубы не скалили, и оборотень вдруг понял, что это вовсе не собаки. Это волки и они чувствовали собрата в Павле Константиновиче.

«Но нет! — подумал он. — Не теперь. Раньше я мог быть вам, собратом. А теперь я человек!»

— Челвек! — рявкнул он. Волки вздрогнули и припустили вверх по улице, а Мартиков следом, памятуя о том, что если животные выжили на этой улице, то значит у них есть своя ухоронка.

Но тут он ошибся, на все том же перекрестке Школьной со Стачникова он нарвался на патруль. К счастью, сначала они увидели волков и стали стрелять по ним. Животные заметались, а потом кинулись в один из дворов. Позади тоже начали стрелять, на этот раз уже в самого Павла Константиновича. Передние помедлили, кто-то крикнул:

— Вон еще один, здоровый!

Сам того не зная, Павел Мартиков спас волков от верной гибели. Именно из-за него охотники замешкались при входе во двор и дали сердобольной бабке время, чтобы спасти зверей.