Мария Чурсина - Дети закрытого города

Антон пошёл в комнату и присел на край кровати. Он совсем не знал, что говорить, но Вета начала первая.

— Мне нужно будет написать докладную директору? — спросила она глухо от того, что лежала, почти уткнувшись лицом в подушку. — Ну. Они же прогуляли урок.

Он склонился, потом ещё немного, и лёг рядом — и взял её за руку. Вышло, что почти обнял. Вета не отстранилась. Может, у неё не было сил. Её плечо, не прикрытое одеялом, было холодным, как дождь. Антон прикоснулся к нему губами, без тени флирта. Так мама проверяет у малыша температуру — негорячий ли лоб.

— Можно и к директору, — сообразил он не сразу. — Или к завучу. Она обязана разбираться с такими вещами.

— Как бы она со мной не разобралась после такого, — невесело усмехнулась Вета.

— Оставайся сегодня, — попросил Антон, ловя её руку.

Она моргнула и отвела, наконец, взгляд от единственной точки на стене. Губы дрогнули, но Вета ничего не ответила — только выдохнула.

Дождь вымочил город, сразу же окунув его в промозглую гулкую осень, и на асфальте стало так много жёлтых кленовых листьев, что они покрыли улицы коврами. Вета наступала на листья, как будто давила их, сосредоточенно и насуплено смотрела себе под ноги.

Давно наступил комендантский час, но она не боялась патрулей — шагала по улицам, хорошо освещённым желтушными фонарями, и смотрела себе под ноги. Ветер тыкался в ладони, как провинившийся пёс холодным носом. От него по спине ползли мурашки. Расстёгнутый плащ трепетал полами.

Прежняя истерика и страх уходили, и, кажется, она снова позволила Петербургу вползти внутрь себя и повсюду протянуть тонкие ложноножки спокойствия и тумана.

«Ты же обещала любить меня», — сказал ей закрытый город.

— Помню, — отозвалась Вета и почувствовала, как от слов замерзают губы. Улыбнулась, а закричать не смогла бы, даже если бы Мать-Птица явилась сейчас перед ней — призрачная фигура и широком белом платье. Бесформенная, только издали похожая на женщину, развёдшую руки в стороны. А на самом деле широкие рукава скрывали крылья.

Город застонал ей в ответ сразу всеми стенами, каждым фонарным столбом и даже асфальтом, побитым дождём. Так могли бы стонать тысячи больных, которые давно уже утратили всякую надежду на выздоровление.

Утром Вета красила глаза перед зеркалом в ванной. Руки ей не очень подчинялись, и она уже в который раз стирала чёрную краску с носа и с век. В теле ощущалась такая свобода, которая бывает только после бессонной ночи. Ещё немного — и полетишь.

Или упадёшь прямо на асфальт.

— Я ждал тебя всю ночь, — сказал Антон, привалившись к дверному косяку.

Вета увидела его отражение в зеркале. Точнее, только лицо, склонённое к косяку, но лица ей хватило. Да. Бессонница бывает ещё и такая. Такая, когда ночь сама ложиться на кожу и рисует морщины у уголков рта. Морщины отвращения, такие порой появлялись и на лице Андрея. Тогда он брал ремень и шагал к Рею.

— Прости, — торопливо сказала Вета, пряча косметику в сумку. — Я гуляла.

Она просто не могла больше находится в душной, пропахшей чужой жизнью квартире, поэтому, когда Антон сказал, что ему нужно на полчаса съездить на работу, она даже обрадовалась — можно сбежать. Захлопнула дверь, потому что ей, конечно, никто не оставил ключей, и до раннего рассвета бродила по городу, сидела на лавочках в пустынных парках, балансировала на трамвайном рельсе, и, ложась грудью на бетонный парапет, заглядывала в глубины Совы. Она смотрела в тёмную воду и не видела там своего отражения, только расплывчатые рыжие круги от фонарей.

К утру продрогли плечи, совсем устали ноги, и она решила вернуться. Дверь оказалась открыта. Антон прямо в одежде ничком лежал на нерасправленной кровати. Сбросив только плащ и совсем промокшие туфли, она прилегла рядом, стараясь его не касаться. Почти не скрипнули старые пружины.

— Мне сегодня к первому уроку.

Утро выдалось вдруг радостным от солнца и позолотило грязно-жёлтые листья, которые ещё кое-как держались на деревьях после вчерашнего ливня.

— Между прочим, я забыл тебе кое-что сказать, — хмуро заметил Антон, глядя в голубоватую кафельную плитку, которая выстилала пол ванной комнаты. — А ты сама не спросила.

Вета забросила сумку на плечо и остановилась перед ним. Отражение в кафеле — тёмное, бесформенное, как дождливая ночь, хотелось потереть тряпкой. Она коснулась его носком ноги, обтянутой чёрным чулком, но отражение, конечно, не стёрлось.

— Что? — спросила Вета.

— Быстро вернулись результаты экспертизы. Почерк в записке не принадлежит никому из твоего класса.

Она, начав было злиться и кусать губы в начале его фразы, в концу успокоилась настолько, что едва не рассмеялась. Выходит, записка в почтовом ящике — просто глупое совпадение, шутка, и загадочное пугало не собирается убивать Ронию. Просто ошибка. И никто пока не знает, где она живёт.

— Ну, здорово. — Вета протиснулась в коридор, где уже горела лампа, хоть утро и добиралось досюда пляской солнечных зайцев. — Хотя я так и не поняла, что это за мода у вас. Пугало какое-то. Детские страшилки?

— Не такие уж и детские, — чуть слышно отозвался Антон. — Не такие уж…

Она надевала туфли в прихожей. Ступням сразу становилось холодно и сыро, но тепло понемногу возвращалось в Вету, и согревались туфли. Она прятала глаза, чтобы случайно не встретиться взглядами с Антоном.

Не хотелось вспоминать — вчерашняя попытка бегства казалась стыдной, как грязь на одежде, и горькой на вкус. Она не смирилась. Просто решила пока не вспоминать.

— Пугало убило девушку, — выпалил Антон громко и резко. А она уже думала, что он потерял весь свой голос вчера ночью под дождём, за городской стеной. — И теперь я думаю, что оно убило и Игоря.

Вета замерла на одной ноге, поправляя туфлю, потом медленно встала на обе. Сумка сползла с плеча и шлёпнулась на пол. Лёгкая сегодня сумка — Вета же бросила все учебники и тетради в подсобке на столе.

— Я чего-то не знаю? — чуть дрогнувшим голосом поинтересовалась она. — Расскажи. Маги, живой город, который меня не выпускает. Теперь ещё и пугало. Что ещё? Может быть, драконы и василиски?

Антон дёрнул головой.

— Никто в него не верит. Точнее, его и на самом деле не было. Просто мне так удобнее говорить — пугало. Я не знаю, что это или кто.

— Расскажи, — повторила она, не обращая внимания на сумку. — Что стало с той девочкой?

Вета боялась, что он опять махнёт рукой, отшутится, и за шутками будет крыться тщательно спланированное недоверие.

— Она повесилась, — ответил Антон глухо в пол, как будто разговаривал только с ним. Полу, впрочем, было всё равно.