Мария Чурсина - Дети закрытого города

— Мальчик, вероятно, покончил с собой, — произнесла она так, словно всё ещё читала лекцию о морали и нравственности, но уже подбиралась к её концу. — Конечно, это очень плохо для нашей школы, но мы попытаемся замять конфликт, насколько возможно.

Она жестом очень усталого человека потёрла переносицу. Вета впервые заметила, какие у неё худые суставчатые пальцы, как куце покрашены ногти, и как топорщится кровавый заусенец на большом пальце.

— От вас я прошу только одного — возьмите в руки свой восьмой «А». Ну поговорите с ними, пообщайтесь в неформальной обстановке, общайтесь почаще с родителями. Должны же они к вам привыкнуть, в конце-то концов! Пусть только не поднимают панику, я прошу вас.

Как будто это Вета сидела в кабинете перед ней и заявляла, что собирается утроить панику среди родителей. Вот прямо сейчас пойдёт и позвонит каждому.

— Я пойду? — сказала она.

— Идите. — А ещё у Лилии были губы сухие — в трещинках, как пересохшая земля. Совсем бледные, когда без краски. Вета только сейчас заметила это.

Девятиклассники сидели тихо. И даже не шептались.

Во вторую смену уроков у неё не было, только поздним вечером часы в музее — подписалась-таки. Вета дождалась, когда опустеет учительская, когда вспорхнёт в положенную ему выемку последний журнал, и села за телефон.

В ежедневнике творился кошмар, но она давно знала, кому будет звонить первым, кому вторым, а кого оставит напоследок. Внутри всё предательски сжалось и заскулило. Вета всё ещё помнила обещания «быть на её стороне», но уже слабо верила им, да и момент оказался ещё тот.

Телефонный диск едва ли не обжог холодом, хотя — Вета видела — до неё с трубкой сидела молодая учительница географии и болтала так, что слышали ученики в коридоре. Первые цифры дались нелегко, потом волнение прошло, и, слушая длинные гудки, она прокашлялась, чтобы не хрипеть в трубку.

— Да? — Женский голос оказался неожиданно знакомым, Вета и не думала, что тут же вспомнит молодую женщину с жёстким лицом и в очень стильной куртке.

Она представилась, слушая дыхание собеседницы.

— В чём дело? — резковато поинтересовалась та. — Понимаете, я сейчас занята.

— Я вас надолго не отвлеку, — пообещала Вета. Секунду раньше она собиралась быть дружелюбной, но даже распоследний призрак улыбки сполз с её лица. — Мне нужно, чтобы дети явились на мой урок, слышите? Все. Я понимаю, что игнорировать школу приятно и весело, но я должна их увидеть.

— Он прогуливал? Я скажу Арту, — суховато пообещала та. — Скажу. Ещё что-нибудь? У меня совещание, извините, долго говорить не могу.

Шуршание на том конце провода заставило Вету замолчать, потом положить трубку. Она медленно размышляла о том, что говорила вовсе не так, как планировала. Ещё и голос дрогнул — такой позор, позорище. Не хватало только сорваться на истерику.

Днём к ней явилась математичка и криком кричала, что восьмой «А» не явился на уроки, вообще, совсем. Пришла только злобно сопящая Рония, да и ту пришлось отпустить. Её что, не предупредили, что нужно прогуливать? Вот такая судьба у изгоев.

Потом в подсобку бесшумно вошла учительница русского языка. Шёлковый шарф у неё на груди часто и неровно вздымался.

— И как это понимать? — почти что раздражённо начала она. Вета тогда уже знала, что им нужно отвечать.

— Я разберусь.

— Они просто не явились… как это понимать? Я напишу докладную директору. Вы обязаны…

— Я разберусь, — мрачно и монотонно повторила Вета, глядя в глазницы манекену. Даже ему смотреть в глаза было проще, чем учителям. Они являлись к ней один за другим, и уже не потому, что пылали праведным гневом, но «воспитательный момент». Такое нельзя упускать.

— Я разберусь, — снова повторила Вета, как заведённая кукла, и спохватилась, что сидит в пустой учительской перед молчащей трубкой телефона. Нажала на рычаг и принялась набирать следующий номер.

— Я — классный руководитель Марка.

— А я узнала, — то ли растерянно, то ли испуганно откликнулась новая собеседница Веты. Совсем молодой голос. На заднем фоне послышались детский смех, потом звон. Охи-вздохи. — Как там Марк? Он не балуется на уроках?

— Он не пришёл в школу, вы знаете об этом?

Послышался приглушённый вздох, как показалось Вете, слишком уж наигранный.

— Ох, ну и ну! Я поговорю с ним сегодня же.

— Тогда скажите, что я хочу его видеть. И их всех, слышите? Пусть они все придут завтра.

Вета облизнула пересохшие губы. Такое нельзя говорить, и чтобы губы не пересыхали. Очень хотелось пить, но она знала, что если отойдёт от телефона, то никогда больше не решится.

Следующий номер.

— Я — классный руководитель Русланы. Нет, она не схватила двойку. Она не пришла на уроки, что случилось? Вы не знаете? Болеет? Но вы только что были удивлены. Послушайте, я должна видеть их завтра. Их всех, передайте ей, договорились?

Вета положила голову прямо на стол. Во рту было сухо, в мыслях — гулко, просторно и холодно. В учительской витал серый ветер с Совы и трогал её за волосы влажными пальцами, касался висков. Вета приподняла голову и подпёрла её кулаком: на подоконнике лежали мумифицированные розы, а дальше — дальше было окно, открытое в город.

— Почему вы не можете просто любить меня? Ах да, — хмыкнула она. — Вы же не обещали.

Она в последний раз на сегодняшний вечер подняла изрядно потяжелевшую трубку телефона и набрала номер. В груди уже ничего не давило, не скреблось и не пищало жалобно. Солнце давно завалилось за соседний дом, и от его света небо над старым кладбищем казалось желтоватым. Вета послушала гудки, которые должны были привести её к Жаннетте. Долгие, утомительные гудки.

Она успела подумать, что Антон ошибся и достал ей не тот номер. Она успела подумать, что Жаннетта вышла за хлебом, забыла ключи, захлопнула дверь и теперь сидит у соседки. Она даже успела подумать, что Жаннетта умерла точно так же, как Игорь, и сидит теперь, привалившись к стене, такая же тихая и белёсая. Но трубку подняли.

Приятный мужской голос поздоровался с ней, и Вета чуть не охрипла от неожиданности. Ей никто не говорил, что у Жаннетты есть муж — сын, племянник? — ей вообще никто ничего не говорил о Жаннетте.

— А мама не может подойти, — он утихомирил её пыл.

«Сын», — почему-то подумала Вета, как о предательстве, злобно.

— Она сама попросила меня звонить, — не отстала Вета. — Когда она будет дома? Скажите ей, что это очень важно.

На лакированной поверхности стола отразились её пальцы, сжатые в кулак. Они спикировали вниз, но не ударили — осторожно опустились, но стол всё равно скрипнул.