Ким Харрисон - Бассейн с нежитью

Ал поднял все еще горячий тигель голыми руками.

— Ты упускаешь суть, зудящая ведьма, — сказал он, бросая все в огонь. — Как только ты узнаешь ауру человека, ты просто настраиваешь свою ауру на его, как будто это лей-линия и идешь без предупреждения.

Он улыбался со злым блеском в глазах, и я села, видя в этом красоту.

— Вот как ты всегда находишь меня, — сказала я, и его коварные выражение лица сошло на нет.

— Стоп! — сказал он, поднимая руку. — Даже не думай, чтобы пробовать это. У тебя и твоей горгульи не хватит опыта, чтобы различить оттенки ауры до нужной степени. Прыгать по линиям — это одно, совсем другое прыгать к ауре. Это как сказать, что закат — красный, когда, на самом деле, там тысячи оттенков.

Я могла понять его точку зрения, но, черт возьми, я очень хорошо знала ауру Айви. Да и Дженкса.

— Ученица! — Я подскочила, когда его рука ударила по столу в дюймах от меня, и, рассердившись, я подняла глаза. — Что я сказал? — спросил он, наклоняясь ко мне и противно улыбаясь.

— Не думать об этом, — сказала я спокойно, но все равно обдумывала это, и он об этом знал.

Сгорбившись, он отвернулся.

— Отлично, — пробормотал он. — Вперед, иди, выжги еще одну линию. Но сначала позволь, я составлю бумаги и аннулирую наши отношения. Я не собираюсь платить за еще один из твоих жизненных уроков. Ты видела мою страховую премию? Боже Мой, ты обходишься мне дороже, чем семнадцатилетке его работа над третьей машиной.

У меня был небольшой доход в безвременье с моего тулпы в Диллансе, который, кстати говоря, шел к Алу в карман, но он никогда не упоминал о страховке до настоящего времени, подразумевая, что она, должно быть, была смущающе дорогостоящей.

— Я даже не подумала об этом, — сказала я мягко, и он глянул на меня через плечо, медленно поворачиваясь, чтобы собрать остальные предметы для творения заклинаний и любовно поставить каждую драгоценную часть на ее надлежащее место.

— Таким образом, если мяч не был покушением на убийство, и я сделала заклинание отвода правильно, тогда почему оно дало осечку? — спросила я, когда он отодвинул книгу проклятий и запер шкаф.

— Оно и не дало. — Он убрал ключ в карман, и я почувствовала щепок на моем сознании, когда небольшая выпуклость на ткани исчезла. — Это чрезмерная стимуляция, не осечка.

Я поджала губы, когда увидела новости в новом свете. Не осечка, а чрезмерная стимуляция?

— Но я лучше владею собой, чем это! — запротестовала я.

Он повернулся ко мне спиной и положил мел на место к остальным.

— Да, лучше.

Кряхтя, я присела перед огнем, чтобы вытащить тигель, прежде чем он станет слишком грязным… так как, вероятнее всего, я буду тем, кто будет его чистить.

— Тогда, почему? Ал, у нас было тридцать осечек на протяжении более чем двадцати миль в течение часа. Айви это выяснила. Что бы это ни было, оно движется почти сорок пять миль в час.

— Айви, да? — сказал он. — Тогда я приму это за факт. Возможно, то, что нарушает энергетический поток уходит.

В животе все сжалось, и я отложила кочергу.

— Ал, осечки идут от Лавленда.

Повисло красноречивое молчание, а потом Ал развернулся, его шаги были мягкими.

— Твоя лей-линия в порядке.

— А что если не так? — я встала, боясь сказать ему, что моя аура побледнела. Если это была чрезмерная стимуляция, то, вероятно, все уже прошло.

— Ты исправила ее. — Отведя глаза, он сел на стул, переплетя пальцы. — Твоя линия в порядке!

Я стащила его пальто со скамьи, бархат был гладким под моими пальцами. На каминной полке мистер Рыба плавал вверх и вниз, носом к стеклу, игнорируя гранулы. Я не произнесла ни слова. Просто стояла там с его пальто в моих руках.

— Ты хочешь пойти и посмотреть на нее? — наконец спросил он, когда я все еще держала пальто. — Ладно, мы пойдем и посмотрим на нее, — добавил он, и я подавила прилив беспокойства. Время близилось к закату, там будут поверхностные демоны, но я большее боялась того, на что была похожа моя лей-линия.

— Спасибо, — сказала я, и он тихо что-то проворчал себе под нос, продевая руки в рукава и наклоняясь, чтобы бросить еще один журнал в огонь, чтобы тот продержался до его возвращения.

— Никаких монстров нет под твоей кроватью, Рейчел, и в твоем шкафу.

Настроение улучшилось, я ждала, пока он проверит пуговицы на рукавах и распушит свой кружевной воротник.

— Однажды я нашла у себя в шкафу Тритон.

Он косо на меня взглянул и схватил земную масляную лампу с полки. Поморщившись, он произнес проклятие воспламенения, и лампа загорелась.

— Проклятые поверхностные демоны. Если солнце не сожжет твою ауру, то поверхностные демоны измотают тебя ночью. — Он встал, широко разводя руки. — Ну, пошли! У меня есть чем заняться сегодня вечером, это не включает тебя и твои трогательно медленные развивающиеся навыки.

Я почувствовала себя лучше, когда вышла вперед, чтобы встать с ним на искусно подобранном каменном круге, который он использовал в качестве двери. Я, должно быть, сделала что-то правильно. Конечно же, я чувствовала его удовлетворение, когда линия забрала нас, его кухня распалась в ничто, когда он выкинул нас на поверхность, на какое-то место отдаленное от его подземного дома.

Реальность затуманилась обратно в существование с нежной непринужденностью, было трудно поверить, что мы куда-то переместились. Окрашенный красный туман ударил меня песчаным ветром. Прищурившись, я повернулась к солнцу, все еще висящему над горизонтом. Жар дня продолжал подниматься с сухой, затвердевшей земли, но я могла чувствовать холод в меркнущем свете. Краснозем выглядел столь же черным как старая кровь в тени.

Мы были в замке Лавленд, и оползень камней был всем, что осталось от него здесь в безвременье, вырисовывавшемся позади нас. Моя лей-линия жужжала на высоте грудной клетки, взгляд Ала неприятно сообщил мне, что она была столь же правильный как дождь в пустыне, и могли мы теперь пойти домой?

Обхватив себя руками за талию, я повернулась. Почти невидимые вдалеке были полуразрушенные башни Цинциннати. Ничего, кроме сухой травы и редких чахлых деревьев не заполняло пространство между нами. И камни. Между нами были еще камни. Это место было саванной в засухе длиной в десятилетия.

За исключением того странного, зеленого круга…

— Что это? — прошептала я, когда поняла, что там, на траве, на высыхающей земле, была фигура, и Ал хмыкнул, проследив за моим взглядом.

— Ведро материнского гноя, — пробормотал он, опустив голову, когда потопал к фигуре. — Она опять в этом.

— Она? — Но Ал не стал останавливаться, и я поспешила за ним.

О Боже, это Тритон, подумала я, когда увидела ее безошибочный силуэт, стоящий недалеко от зеленого круга, с поднятыми руками, голыми там, где гермафродитная одежда сползла к локтям. Сегодня у нее были короткие, колючие рыжие волосы, приземистая, цилиндрическая шапка на голове, сделанная в оттенках черного и золотого цвета, эти же цвета повторялись на ее поясе и шлепанцах, окрашенных красным закатом. У нее в руке был черный жезл, когда она жестикулировала и пела над очертанием живой зелени, сходя с ума, как псих весной.