Ким Харрисон - Ведьма без имени

Холодный кофейник стоял на столе, с дюймом старого варева в нем. Я не собиралась ничего предлагать Лэндону. То, как он обманул меня, слив мой разум с богиней оставило гадкое послевкусие в моем рту.

Лэндон, казалось, собрался, когда приглушенные, музыкальные голоса Эласбет и Трента растворились во взлете и падение звука.

— У тебя хорошее место для чар. Ты здесь и готовишь?

Мое внимание переместилось к нему.

— Не одновременно.

Клацнув зубами, Лэндон передвинул ноги.

— Бис рядом?

Я кивнула, глядя на потолок.

— Он спит, но иногда просыпается. — Особенно, когда я расстроена, но Лэндон уже это знал.

Из задней комнаты раздался голос Трента.

— Я готов умереть за безопасность Люси. Я не собираюсь продавать ее тебе за чуть меньший шантаж или возвращение моего положения. У тебя нет ничего, что я хочу, Эласбет. Привыкни к этому.

Боже мой, Трент мог быть черствым, когда ситуация призывала к этому, и я поставила локти на стол из нержавеющей стали между Лэндоном и мной.

Дэвид когда-то сказал мне, что я спасла жизнь Тренту, не тогда, когда была в его службе безопасности, а заставив его вырастить, понять любую цену перспектив, что потребности одного не перевешивали потребности многих, что конец не оправдал средства. Я видела это. Черт, я жила у него в качестве норки, пойманная в ловушку в его офисе, наблюдающая, как он убивает своего главного генетика, чтобы сохранить его тайны и денежные потоки. Но он убивал себя. Благодаря мне, если верить Дэвиду, это спасло его жизнь, потому что, как сказал Дэвид, он не собирался заставлять мир переживать другого Каламака, склонного к превосходству эльфийской расы. Возможно, Лэндон поднялся, чтобы выполнить ту роль вместо него, и я задушила дрожь от мысли, что, там, где у Трента была совесть, у Лэндона была пустота.

— Почему ты здесь, помогаешь мне?

Лэндон поднялся, его настроение было сдержанным, когда он взял книгу, которую принес Трент, чтобы посмотреть на нее.

— Трент сказал мне, что думает, что немертвые выйдут на солнце, если они вернут свои души. Я склонен согласиться с ним. Думаю, что это уместно, дать вампирам то, что они хотят, и это вызовет их конец. Я не против — быть частью этого. — Он заколебался, и мое сердце заколотилось от его неподвижности. — У меня возникает вопрос, почему ты делаешь это, если думаешь, что это заставит их совершить суицид?

— Поскольку жизнь Айви важнее одного паршивого вампира, который уже на пути к уничтожению. — Встревожено я нарисовала водяной знак на столе. Страх, что вампиры выместят свою месть на нас с Айви, если все пойдет не тем путем, которым они хотели, никогда не уходил далеко от моих мыслей, окрашивая мои надежды… и мои решения.

Лэндон издал глубокий гортанный звук, и я подскочила, когда он резко закрыл книгу.

— Чары Трента не сработают.

— Почему? — сказала я, мне не понравилось, что он меня напугал.

— Потому что в нем используется остаток ауры, оставленный в уме и теле, чтобы удержаться, а немертвые полностью испачканы аурами, которые они принимают, чтобы выжить.

Это было точно то, что сказал Трент, и, морщась, я остановила себя от лизания чьих-то ботинок.

— У тебя есть другой путь?

Лэндон перевел свое внимание от мягкого разговора в гостиной.

— В теории. Этому заклинанию несколько тысяч лет. Я никогда не слышал, чтобы кто-то его испробовал.

Он врал. Я могла это сказать по тому, как он стоял.

— Так… это черное заклинание? — спросила я. Эльфы отказывались называть свои заклинания черными и белыми… но белые заклинания никогда не выходили из моды. — Я не буду никого убивать.

Его взгляд переместился, дразня.

— К счастью для тебя, ты имеешь дело с людьми, которые уже умерли.

О, Боже. Это было черное проклятие.

— Что оно делает? — спросила я, мой желудок сжался. Я могу сделать это, не доверяя ему. Черт, раньше я работала с демонами.

Лэндон двигал книгу между нами так, пока она не оказалась вровень с краем квадратного стола. Он думал, и мое недоверие углубилось.

— В теории? Оно прикрепляет душу старика новорожденному. Это, как говорили, использовалось, чтобы расширить наше коллективное знание за пределами могил. — Он поднял глаза, сжав челюсти. — Я напишу его для тебя.

— Дай угадаю. Ты должен уничтожить душу новорожденного, чтобы сделать это. — Да, у демонов, вероятно, была версия этого. Мерзко. Было просто мерзко, что могла творить магия.

С покрасневшей шеей, он ничего не ответил, затем, наконец, повернулся, чтобы вынуть несколько листов из принтера Айви.

— В значительной степени, — сказал он, когда взял ручку из своего кармана и начал делать набросок пентаграммы, поскольку я могла нарисовать только смайлик. — Оригинальная душа должна быть насильственно вырвана из тела, а старая душа вставлена на ее место. В большинстве случаев у получателя случался психоз, который только добавлял мистики тому, кто тогда был первосвященником, я предполагаю. — Он всматривался в мое лицо, читая мое отвращение. — Я действительно говорил, что нет никакого отчета о том, что это заклинание выполнялось в течение нескольких тысяч лет.

— Но ты все еще знаешь, как его сделать, — обвинила я.

— Тебе не повезло с этим, — ответил он. — Ты не можешь заставить душу спонтанно присоединяться и надеяться, что она приживется, даже если это его собственная душа и его собственное тело. Она ушла однажды и уйдет снова.

Он был прав, и я попыталась не выглядеть настолько задумчивой. Мне в голову пришла мысль, что он мог дать мне черное проклятие в надежде утопить меня им. Знать черную магию было законно, а вот творить — нет. И разрушение души новорожденного, таким образом, чтобы старик снова мог жить, было почти столь же черным, каким и казалось.

— Неудивительно, что демоны ненавидят вас, — сказала я шепотом.

— О, мы собираемся сравнить прошлые злодеяния теперь? — сказал он, как раз когда начал писать список компонентов около пентаграммы.

Я качнула бедром и посмотрела на него; его манера письма была такой же строгой, как и его одежда.

— Воровать здоровых младенцев и заменять их своими собственными, дефектными, довольно противно.

— Как и тысяча лет рабства. Или создание разновидностей для вашего собственного удовольствия, того, которое требует актов извращенной жестокости, чтобы выжить, действий, совершенных с людьми, которых вы любите.

Он говорил о вампирах.

— Не хуже, чем уничтожение врага, нападая на его нерожденных детей.

Лэндон прекратил писать.

— Они первыми это сделали.

Но кто действительно знал правду? Я не могла решить загадку две тысячи мертвых лет.

Резким движением, Лэндон передал бумагу мне. В списке было сочетание растений, объектов и оборудования лей-линии, разработанного, чтобы совместно использоваться: кровь; яичный белок колибри; шелк паука, взятого на восходе солнца; сок осины; медная лента Мёбиуса; шелковый шарф; соль… вероятно, для того, чтобы нарисовать пентаграмму… и знакомая фраза латыни. Tislan, tislan. Ta na shay cooreen na da.