Ким Харрисон - Ведьма без имени

— Мы должны чаще прикидываться мертвыми. Это самое хорошее утро, которое у меня было за долгое время.

— Всегда есть комната, которую можно улучшить. — Вес Трента переместился, когда он склонился надо мной. Его рука прошла восхитительный покалывающий путь, когда она залезла под подол короткой ночной рубашки, жестко обосновываясь на моей талии. Я улыбнулась и притянула его к себе, снова целуя.

Я закрыла глаза и вдохнула. Намек на запах мыла моей мамы сделал все более знакомым, и моя рука устойчиво прошла вниз по его боку и бедру, прежде чем я залезла внутрь, чтобы найти его. Его дыхание изменилось, и я замешкалась, когда его губы покинули мои и отправились вниз по моей шее к груди.

— Элис, они все еще спят. — Голос Такаты прошел через меня, и Трент подскочил.

— Они на три часа впереди нас, — запротестовала моя мама. — Мы должны идти, а я не собираюсь сбегать отсюда и оставлять им записку!

— Значит, ты постучи к ним в дверь, — проворчала Таката. — Почему ты заставляешь меня делать это?

— О, ради Бога, я сделаю это, — сказала она, и звук ее шагов громко разносился от плитки. — Присмотри за вафлями, ладно? Они должны подняться.

Трент посмотрел вниз на меня, его прерванная страсть становилась весельем в уголках глаз.

— Я встаю. Им нужно идти.

— Прости, — сказала я, примирительно морщась, и он перекатился, чтобы сесть, устраиваясь около меня с одеялом на коленях.

— Доброе утро, миссис Морган! — произнес Трент громко, когда уставился в потолок, и я двусмысленно на него глянула.

— Смотри, они проснулись, — услышала я, как она предупредила Такату. — Иди, проверь вафли.

Она едва постучала прежде, чем открыть дверь, и я дернула одеяло, когда она заглянула внутрь, принеся с собой аромат кленового сиропа и готового жидкого теста.

— Доброе утро! — счастливо произнесла она, ее убранные волосы делали ее более похожей на мою сестру, чем на мою маму в повседневных джинсах и отличном свитере. — Завтрак готов. Вы можете его съесть, пока он горячий, или позволить ему остыть, но я не хотела уезжать, по крайней мере, не сказав «Доброе утро».

— Ты уезжаешь? — сказала я, захватив одеяло, когда Трент угрожал стянуть его с меня.

Моя мама двинулась вперед, щелкая каблуками, когда она шла, чтобы полностью открыть жалюзи. Пролившийся солнечный свет причинил боль глазам.

— Сегодня мы улетаем. Сегодня большой день! — Она повернулась, сияя. — Черт, вы отлично смотритесь вместе. Рейчел, если ты проигнорируешь это, я разозлюсь. У Трента есть…

— Мама! — закричала я, и она моргнула, став немного красной. Трент не помогал, и я ущипнула его, чтобы он молчал, когда он открыл рот, по-видимому, чтобы спросить, что она думала, у него было, чтобы заинтересовать меня.

— Прости, — сказала она, удивив меня. — Я просто хотела увидеть тебя, прежде чем мы уедем.

— Куда ты едешь? — снова спросила я. — Мне нужно сделать кое-какие чары, и я подумала, что ты могла бы помочь мне. С покупками, если нет ничего другого.

— Э-э-элис? — прокричал Таката. — Где корица?

Ее глаза загорелись, а затем она нахмурилась, явно раздираемая на части.

— О, я не могу, дорогая, — сказала она, когда подняла мои джинсы с пола и свернула их. — У нас с Дональдом билеты на самолет в Цинци через несколько часов. Мне нужно спланировать твои похороны.

— Сработало! — воскликнул Трент, и я улыбнулась, когда глаза моей мамы пылали от предвкушения.

— Они будут фантастическими! — Ее прорвало, когда она играла с кисточкой на лампе из семидесятых, которую они поставили здесь. — Если я не могу спланировать твою свадьбу, я могу, по крайней мере, устроить твои похороны. У Дональда есть песня и все. Тебе это понравится!

О, Боже, она собиралась произнести надгробную речь.

— Э, мама?

— Располагайся, — сказала она, когда выходила из комнаты. — Мы уезжаем в десять.

Дверь щелкнула, закрываясь, и я вскинула голову. Я никогда не смогу снова покинуть свою церковь. Если у меня будет церковь, в которую можно вернуться.

Трент отбросил одеяло и свесил ноги на пол.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал он, когда встал, и каждый вкусный дюйм его тела ловил свет от пляжа. — Твоя мама…

— Что? — Я смотрела на медленно растущую тень на постели, где он был, и вздохнула. Всего двадцать минут. Этого было слишком много, чтобы просить?

— Забавная, — сказал он, потягиваясь.

— Да уж. — Я села и убрала волосы назад резинками. — Забавные картины были на выпускном балу и на родительских собраниях. Моя мама была активным родителем.

С опущенной головой я прошаркала ногами мимо Трента в сторону ванной комнаты. Я сказала Айви, что нас прослушивали, и не звонила ей с того времени, не желая раскрыть нашу историю о том, что мы притворялись мертвыми. Но сейчас после несколько часов, я, вероятно, должна была сказать ей, что мы были в порядке. Даже те шесть часов, которые потребуются для самолета моей мамы, чтобы она оказалась там, были слишком длинными, чтобы Айви волновалась.

Я ахнула, когда Трент поймал меня, притягивая и укладывая обратно на кровать. Мое дыхание стало быстрым, когда они прижал меня своим весом, и я пристально посмотрела на него, чувствуя себя желанной, когда мы соприкасались по всей длине тел.

— Ты мне больше всего нравишься утром, — сказал он, глядя на мои волосы, когда убирал их с моего лица.

Я бы отдала что угодно, чтобы так было всегда, и я улыбнулась ему, мне больше всего нравилось, когда он был мягким, счастливым, со щетиной и так далее.

— Возможно, мы просто должны продолжать притворяться мертвыми.

Тихо, беспокойство заскользило в его глазах.

— Мне жаль. Что ты вчера это видела.

— Видела что? — Мои пальцы играли с кончиками его ушей. Я знала, о чем он говорил, но иногда было лучше притвориться.

Приподнявшись на локте, он взял мои пальцы и поцеловал их.

— С вампиром.

Мое дыхание участилось, и я наклонила голову, пытаясь поймать его взгляд.

— Там не было ничего страшного, что я раньше не видела.

— Это… Я обещал себе…

— Трент. — Я потянула его к себе, нашла его губы своими, чувствуя, как острые ощущения катятся вниз через меня и рикошетя от его собственных желаний. Медленно я опустилась обратно на подушку, но его глаза были такими же обеспокоенными, как и таинственными. — Я знаю, кто ты. И я люблю тебя.

Он посмотрела мне в глаза, и первые намеки на улыбку ослабили его беспокойство.

— Я не заслуживаю тебя, — сказал он, садясь и обнимая меня. — Я тоже люблю тебя, — прошептал он, его тепло покалывало между нами, когда он прижимал меня к себе.

— Вафли готовы! — слабо донеслось из-за стены.

Мое горло сжалось. Я сильно обняла его в ответ, а его руки расслабились. Я хотела, чтобы это продлилось, но даже сейчас я знала лучше, чем надеялась. Трент благородно протянул мне одежду, чтобы я влезла в нее, поправил ее с наводящей на размышления твердостью прежде, чем найти свою собственную. Взъерошенная и странно чувствующая себя, я последовала за ним из нашего крошечного пространства снова в мир, моя рука скользнула в его, как будто я боялась, что, если бы я его отпустила, то потеряла бы его в тот же момент.