Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

Маргон втихомолку советовал не приставать к Феликсу с утешениями, оставить его в покое, пока злобные инсинуации Хокана не выветрятся сами собой.

— Хокан… Тоже мне, судья нашелся, — презрительно фыркал Сергей. — Он верховный жрец слов, и ничего больше. Слова, слова, слова… Он заставляет одни слова вступать в греховную связь с другими и плодить новые, столь же пустые слова. Они у него сыплются лавиной, уничтожая всякий смысл.

Время от времени появлялся и Стюарт. Он был растерян не менее, а то и гораздо более, чем остальные.

— Похоже, начнется междоусобная война, — тревожным шепотом сообщил он Ройбену. — Я чувствую — будет страшная заваруха. Разговоры с Ройбеном были позарез нужны Стюарту, и Ройбен знал это, но не мог надолго оставлять Фила. И думать не мог ни о чем другом, только о нем, поэтому не мог ответить на множество возникавших у Стюарта вопросов. Кроме того, вопросы были такими, что на них лучше всего мог бы ответить Маргон, если, конечно, у него возникло бы такое желание.

Лиза сообщила Ройбену, что в среду утром Феликс прежде всего набросал план системы пожаротушения для дома. Он намеревался подключить ее к окружной водопроводной системе, но предусмотрел на всякий случай вместительный резервный бак, который предстояло установить между автостоянкой и крылом дома, предназначенным для слуг.

— Никто и никогда не сожжет Нидек-Пойнт, — сказал Феликс. — По крайней мере, пока в моем теле теплится дыхание. — Больше он не произнес ни единого слова, которые можно было бы хоть косвенно связать с ужасами Модранехт.

— Он поселился в комнате, где когда-то жила Марчент, — сказала Лиза. — Спит на ее кровати. Не хочет ничего там тревожить. Это не есть хорошо, это должно быть прекращено. — Она покачала головой.

— Но что же Маргон, — украдкой поинтересовался у нее Ройбен, — что Маргон, который был так непримиримо настроен в целом против общения с Лесными джентри? Неужели его не встревожило столь откровенное проявление физического могущества Лесных джентри во время Модранехт? — Ведь сколько раз Ройбен слышал разговоры о том, что Лесные джентри никогда не приносят никому вреда!

Лиза небрежно отмахнулась от его вопросов.

— Маргон любит твоего отца. И прекрасно понимает, почему они поступили именно так, а не иначе.

Время от времени Маргон осматривал Фила, демонстрируя при этом тщательность и знание дела, достойные самого лучшего врача. Рядом с ним в это время всегда находился Стюарт. Присутствие Элтрама нисколько не тревожило Маргона. Они кивали друг другу, как будто с Лесными джентри не произошло ровным счетом ничего необычного и они совсем недавно не затолкали толпой на глазах у всех в костер двух морфенкиндеров.

В конце концов стало ясно, что жизнь Фила вне опасности.

Однако и теперь он плакал и вскрикивал во сне, и Лиза опускалась рядом с ним на колени и что-то шептала.

— Поначалу он находился на грани между жизнью и смертью, — сказала она Ройбену. — Теперь же перед ним одна только жизнь.

Элтрам ни с кем не разговаривал. Если ему, когда он пребывал в материальном состоянии, и требовался сон, он никак не выказывал этого. Каждое утро кто-нибудь из Джентри приносил свежие цветы, которые Элтрам собственноручно расставлял в вазах и стаканах на подоконники и столы.

Лиза в присутствии Элтрама вела себя так же спокойно, как и со всеми остальными. А Сергей и Тибо, когда заглядывали во флигель, время от времени заговаривали с ним, но он лишь кивал в ответ и почти не отводил взгляда от Фила.

Но можно было не сомневаться в том, что демонстрация физической мощи Лесных джентри произвела впечатление на всех. И даже потрясла. Это трагическое событие заняло большое и прочное место в мыслях Ройбена. Лесные джентри, несомненно, были способны причинить серьезное зло очень многим, если не кому угодно, будь на то их желание. Теперь в этом нельзя было усомниться.

И все же общества Элтрама нисколько не тревожило и не пугало его; пожалуй, он воспринимал Элтрама даже лучше, чем до недавних событий. Присутствие Элтрама успокаивало его. Если бы Филу стало хуже, Элтрам первым заметил бы это и поднял бы тревогу. В этом у Ройбена не было ни малейших сомнений.

Однажды, рано утром, когда Лаура еще спала, Ройбен записал все, что смог запомнить из обвинительной речи Хокана. Он старался не столько воспроизвести эту речь полностью, сколько передать ее основное содержание. А закончив, снова лежал без сна в теплой сухой тихой мансарде, под окном, казавшимся белой световой заплатой на стене, и в душе его, в самой глубине, глухо ныла непреходящая боль.

Утром четвертого дня — 28 декабря — Ройбен еще затемно отправился в большой дом, чтобы принять душ, побриться и переодеться. Той ночью они с Лаурой занимались любовью в своей спальне, а потом Ройбен незаметно заснул в ее объятиях. Однако ему было после этого не так уж хорошо. Этого оказалось мало. Ройбен хотел ее в зверином обличье, хотел, чтобы их любовь происходила в лесу и была такой же необузданной, как и возле йольского костра. Но это нужно было отложить на потом.

Он проснулся в десять утра, один, и первое, что почувствовал, были угрызения совести и тревога за Фила. Как он мог позволить себе бросить его так надолго? Он впопыхах натянул джинсы, рубашку-поло и принялся искать куртку и обувь.

Ему казалось, что для того, чтобы добраться до коттеджа, потребовалась вечность. Но войдя туда, он обнаружил, что Фил сидит за письменным столом и пишет в своем дневнике. Лиза накрывала в кухне стол для завтрака. Поставив кофейник и поднос с чашками и тарелками для отца и сына, она тихонько выскользнула из дома. Элтрама нигде не было.

Фил довольно долго писал, а потом захлопнул тетрадь и поднялся. Он был одет в новенький черный спортивный костюм. Темно-зеленые глаза смотрели на Ройбена приветливо, но несколько рассеянно, как будто он был погружен в глубокие и очень серьезные раздумья и никак не мог из них выйти.

— Мой мальчик… — сказал он и указал на стоявший у окна столик с едой.

— Ты знаешь, что с тобой случилось? — спросил Ройбен, не успев еще усесться левым боком к окну. За окном лежал под ярко-белым небом океан серо-голубого стального цвета, а по нему беззвучно хлестали сверкающие серебряные полотнища непрекращающегося дождя.

Фил кивнул.

— Что ты помнишь, папа?

— Да почти все, — ответил Фил. — Если я и забыл что-нибудь, то… то, пожалуй, даже не представляю, что именно это могло быть. — Он с непривычной жадностью располосовал на несколько частей яичницу и перемешал ее с кусочками бекона и кукурузной кашей. — Наваливайся, или ты не голоден? В твоем возрасте ты должен быть всегда голодным.

— Папа, а что именно ты помнишь? — спросил Ройбен, пристально рассматривая пищу.