Марина Ефиминюк - Наследница

– Наверняка, – сухо отозвался он. – Но лично мне показалось, что мы получили прямой приказ от твоего хорошего друга.

– Не понимаю, почему я должна чувствовать себя такой виноватой, – буркнула я, выбираясь из кареты.

В номере я обнаружила Пруденс, незаметно исчезнувшую перед тем, как мы целым стадом, вернее компанией, вошли на запретную мужскую территорию. Сидя за столом и сдвинув оставленные Владом бумаги, она что-то с азартом писала, закусив кончик языка и повернув голову набок. Помощница оказалась настолько увлечена своим занятием, что не сразу заметила мое появление.

– Ой, нима Анна, вы вернулись? А я пишу к вашей тетушке невероятные новости!

Судя по тому, как она стала поспешно складывать письмо, в нем упоминалась не только «невероятная» новость, но еще много разных новостей помельче, важность которых, безусловно, переоценить было бы невозможно.

– Под невероятной новостью ты имеешь в виду свадебный обряд? – сухо уточнила я, распутывая кожаные завязки на горловине летнего полупрозрачного плаща. – Уверена, что Кло придет в восторг. Особенно учитывая, что мы еще в официальном трауре по отцу.

Не успела я переварить (во всех отношениях) завтрак с принцессой, как в номер постучались, и когда Пруденс открыла, то произошла странная заминка. В гостиной зазвучали громкие голоса. Выйдя из спальни, я обнаружила совершенно удивительную картину. Моя помощница стояла с глупой улыбкой на лице и с огромной корзиной, прикрытой льняной салфеткой, в руках, а перед ней, закатывая глаза, рукоплескал каким-то колбаскам незнакомый грузный суним.

– Вы кто? – тихо спросила я, привлекая к себе внимание.

– А вот, видимо, и наша счастливая невеста! – басовито хохотнул визитер и, расставив руки, стал надвигаться в мою сторону, словно бы действительно хотел заключить в медвежьи объятия.

Попятившись, я выставила руку, вынуждая его остановиться.

– Кто вас пропустил в мой номер?

– Как же кто? – Он недоуменно оглянулся к Пруденс, как будто та была в курсе дел и по какой-то, только ей ведомой причине забыла рассказать хозяйке номера. – Портье, конечно. Взял полсеребра, мошенник!

– Вот как? – изогнула я брови. – Почему бы вам не забрать то, что вы там принесли, и не выйти отсюда, пока я не позвала стражей?

– Ах, я же не представился! – Вытащив из кармана камзола кожаную визитницу, он вытащил личную карточку и протянул мне: – Хозяин колбасной лавки «Шварц, сын и колбаски».

– Шварц? – разглядывая нарядную карточку с гравюрой копченого окорока, повторила я.

– Шварц – это я, – жизнерадостно пояснил толстяк, ткнув себе в грудь мясистым пальцем с золотой печаткой.

Вдруг мне показалось, что кто-то надо мной подшучивал. Ведь обнаружить в гостиной курортного номера хозяина колбасной лавки, притащившего целую корзину копченостей, было возможно только в глупом розыгрыше.

– А где сын? – заторможенно уточнила я.

– Какой еще сын? – удивился он.

– Ну, вы Шварц. Там… – Я кивнула в сторону корзины в руках Пруденс, – колбаса. А сын где?

– Зачем нам мой сын? Он нам совершенно не нужен. Я волен сам принимать решения, уважаемая нима! – Визитер поправил пиджак. – Вы надумали, сколько будете заказывать?

– Чего? – моргнула я.

– Колбасы.

– Зачем?

– А разве ж вы не собираетесь устраивать прием? – растерялся колбасник.

– Какой еще прием? – окончательно запуталась я.

– После обряда венчания.

– Вы были на завтраке с принцем сегодня утром?! – изумилась я.

– Святые Угодники с вами! – испугался торговец. – Я колбаски кровяные коптил. Знаете, их обязательно надо коптить на вишневых веточках…

– Тогда откуда вы знаете об обряде венчания, если еще час назад, я вообще, замуж не собиралась? – перебила я.

– Так ведь у нас маленький городок, а я хотел быть первым… – развел он руками.

Повисла долгая пауза. Я пригляделась к дородному гостю, в многозначительном молчании ожидавшему заказа, глянула на Пруденс, с глупой улыбкой заглядывающую под платок на корзине, словно мальчишка-малолетка – под короткий подол платья на соседской подружке, и ощущала себя в пансионате для душевнобольных, разве что санитаров не хватало.

– Что скажете, нима? – не вытерпел колбасник пытки ожиданием.

– Вон!

– А?

– И колбасу свою прихватите!

– Но какой прием без моей колбасы? – возмутился он. – В нашей долине без колбасы свадьбы не проводят, а у меня она лучшая в городе, достойная принцессы!

– Вот пусть принцесса вашу колбасу и хрумкает, а у меня изжога от копченостей, – процедила я сквозь зубы, направляясь к Пруденс. Выхватила из ее рук корзину, оказавшуюся тяжелее, чем могло показаться со стороны, и пихнула торговцу.

– Прощайте, суним!

– Но…

– Иначе вызову стражей, – пообещала я сквозь зубы. – Я достаточно надышалась колбасой, чтобы позвать охрану!

Торговец поспешно убрался в коридор.

– Что это было? – спросила я, обращаясь к помощнице, и та недоуменно замотала головой. Впрочем, вопрос являлся риторическим и ответов не требовал.

Вдруг дверь едва слышно приоткрылась, и в щелке появилась сытая физиономия колбасника. Со смущенной улыбкой он засунул в номер корзину и пристроил ее рядом с порогом.

– Пусть останется, – прошептал он, тихонечко закрывая дверь, но не прошло и секунды, как он снова появился перед нами, положил поверх платка личную карточку и пояснил: – Чтобы знали, с кем связываться.

И только после этого исчез окончательно, а наш номер, прежде пахнувший цветами и комнатными благовониями, напитался ядреным запахом копченостей, способным вызывать бурное слюноотделение даже у тех, кто испытывал отвращение к колбасе.

– Поговори с портье, – попросила я Пруденс, – скажи, что я заплачу ему золотой, чтобы он никого к нам не пропускал.

Но портье, видимо, попался идейный и не интересовался презренным золотом, или же местные торговцы перебили ставку, а новость о брачном обряде наследницы дома Вишневских настолько поразила их воображение, что напрочь отбивала трезвый ум, но к обеду товарное безобразие приобрело масштабы стихийного бедствия. Мысленно представлялось, будто лавочники стояли вереницей в холле и за взятку сдавали снедь и мелочи, жизненно необходимые в свадебном обряде, а оттуда «дары» переправлялись к нам в номер, на глазах обраставший корзинами, коробками и ящичками.

– Какая симпатичная бумага для приглашений, – трогая кончиками пальцев плотные разноцветные картонки, прокомментировала Пруденс.

– Полагаешь? – вздохнула я и пригубила кофе.

Вид за окном напоминал разноцветную гравюру из сказки и располагал к медитации. Сквозь густое облако пробивалось солнце, воздух пронзали косые широкие полосы света, и белые стены молельной, укутанной густой зеленью, казалось, светились. Жаль, что медитировать для успокоения, когда номер вонял, как кладовая едальни, где стухла вчерашняя похлебка, было просто невозможно, поэтому во мне росло и ширилось раздражение.