Элиза Крейв - Надлом

доставляют прямо в руки, особенно если при этом не нужно платить чаевые курьеру.

8

Тьфу, не еду, противников. Я не собираюсь их убивать. Правда.

Ко мне, кис, кис, кис.

Они подходят ближе. Я уже могу атаковать их отсюда, но они пока до меня достать не могут.

Не со своими человеческими конечностями, не оттуда. Они подходят еще ближе, их шаги так тихи,

что я практически не слышу их за клокочущим рычанием в горле. Идите ко мне. Ближе, ближе. Я

прыгну. Может, прыгну и пару раз ударю. Только пару раз! Просто чтобы растрепать их волосы и

располосовать костюмы. Чтобы дать понять, что здесь было и чего они избежали. С моей стороны

это очень гуманно — дать им осознать, как им повезло, оценить то, что у них есть — к примеру,

головы на плечах. Чересчур много людей принимают это как должное.

При их приближении я пригибаюсь совсем низко, одновременно поднимаясь на пятках.

Готовая прыгнуть, готовая рвануть. Готовая показать этим дурням, что они не могут меня

контролировать. Я не какой-то там слабый маленький человечек. Я особенная, уникальная.

Обладающая мощью, которую они никак не могут от меня ожидать. На самом деле, я еще никогда не

ощущала себя столь могущественной. Должно быть, свежая душа Самсона была невероятно сильна.

Они идут ко мне. Двенадцать футов, десять, восемь. Они рычат, обнажая зубы, и воздух в узком

коридоре вибрирует от нашей вражды. Они подгибают пальцы, так же, как я. Подражают мне?

Надеюсь на это. Лопнувшее самомнение прекрасно смотрится на тарелке победителя.

Они уже близко.

Шесть футов. Я прыгаю, с точностью рассчитав, что окажусь между их головами и подвесным

потолком. В смертельном танце я балерина. Хочу увидеть их округлившиеся глаза, шок,

благоговейный страх. Но вместо этого, взглянув вниз, вижу кулак, и перед глазами все взрывается

красным.

Раздается хруст и тихий фыркающий смех.

Я отлетаю назад и ударяюсь о стену, затем падаю лицом в пол, хватая ртом воздух. Не могу

дышать. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь сморгнуть с глаз темноту.

Как?.. Мой пораженный мозг смертельной хваткой цепляется за только что пошатнувшийся в

сознании мир. Как? Я же одна такая. Мама говорила, что я особенная. Но доказательство обратного

стоит надо мной, зубоскаля и злобно смеясь.

Моя добыча не смеется, я смеюсь.

Однако сейчас вместо этого лежу в луже своего собственного лопнувшего самомнения, и до

меня медленно и жутко доходит очевидное.

Они такие же, как я. Как я.

— Что это было? Ты только что пыталась нас перепрыгнуть? — прорезает сумятицу в моей

голове насмехающийся голос главного, и я фокусирую свое внимание на его лице. — И ты всего

лишь полукровка. «Зи», как же, размечталась, — со смехом подвывает он.

И еще они говнюки. Я с рыком вскакиваю на ноги, но, к несчастью, они дрожат, и я шатаюсь,

вызывая этим новый приступ хохота.

Щекастый сгибается, пытаясь отдышаться от смеха, но Ястреб, поймав его взгляд, изображает

девчачий мелкий прыжок, и тот снова ухохатывается.

Я сужаю глаза.

— Ооооо, не злите ее! — выдыхает главный сквозь смех.

Ярость бушующим потоком затмевает сознание, и я прыгаю, целя в его жирный рот. Он с

молниеносной быстротой делает шаг в сторону и со всей силы впечатывает меня в стену, даже не

переставая смеяться. Ястреб хлопает его по спине, держась за живот и радостно булькая смехом.

Вы. Перестанете. Смеяться.

Резко крутанувшись, я делаю обманчивое движение, будто собираюсь снова двинуть главного,

но в последнюю секунду прыгаю на его не подозревающего подвоха дружка, cмачно давая Ястребу

по морде. Ноготь большого пальца вскользь проходит по его щеке, на которой тут же вспухает

тонкая красная линия. Я ухмыляюсь.

И тут же осознаю, что я идиотка. Пьяная от поглощенной души идиотка.

О чем я думала? У меня, наконец-то, появилась возможность найти ответы на кое-какие из

вопросов, и что же я делаю? Даю этой возможности по морде.

9

Черт.

Они перестают ржать и, шипя, хищно пригибаются. Кажется, профуканая возможность

получить ответы сейчас самая меньшая из моих проблем. Они превосходят меня числом, они сильнее

меня и они взбешены.

Черт.

Когда они прыгают, я срываюсь с места и бегу, пригибаюсь, подпрыгиваю. За спиной слышен

рык и топот. Добежав до лестницы, я перепрыгиваю сразу первый пролет ступеней, затем второй.

Они несутся за мной. Я впечатываюсь в дверь, и при столкновении она вылетает вместе с косяком.

Это замедляет меня всего лишь на полсекунды, но этого достаточно. Меня хватают сзади. Ярко

раскрашенная мебель и оранжевая стена цветным пятном пролетают мимо, когда мы падаем и

катимся по полу. Приемная — единственная гостевая комната в психушке и, конечно же не

случайно, единственное комната, которую посетители могут увидеть. В том, что я умру в

единственной комнате, где можно было бы на самом деле жить, есть какая-то ирония.

Я переворачиваюсь, чтобы увидеть, кто меня схватил — тот, кому я порезала щеку. Ястреб.

Он швыряет меня в стену.

Больно.

Обхватывает пальцами мое горло. По его лицу течет кровь.

— Думаешь, можешь драться со мной, полукровка? — Ястреб наклоняется, почти тычась своим

похожим на клюв носом в мой нос.

Я полукровка. Половина чего-то. Половина того, что представляют собой они.

Ястреб медленно ведет пальцем по моей щеке, в том же месте, где я ранила его. Я открываю

рот, чтобы извиниться, чтобы задать вопрос, на который до смерти хочу получить ответ всю свою

жизнь.

Но его вопрос предупреждает мой, черные глаза жестко смотрят в лицо:

— Думаешь, можешь порезать меня, полукровка?

Он нажимает большим пальцем на мою щеку, и ноготь вспарывает кожу. Легкое жжение

начинает гореть огнем, когда он вдавливает ноготь глубже. По щеке бежит кровь, и вопросы,

начинающиеся с «кто» и «что», вянут и умирают на моем языке. Он собирается меня убить.

Словно в доказательство этого, он проводит пальцем по щеке. Моя, как сталь, кожа

вспарывается ногтем словно шелк. Взвизгнув, я пытаюсь вырваться из его хватки. Он наклоняется

вперед, излучая опасность и угрозу. Так вот как чувствовали себя мои жертвы? Беспомощными?

Взмокшими? До одури испуганными?

— Пол-Карим, нам нельзя убивать своих, — произносит главный, входя в приемную.

Да, вам нельзя убивать своих! Каких «своих» — сейчас совсем не существенная деталь.

— Но может произойти несчастный случай, — с рыком отвечает Ястреб.

Мое сердце останавливается.

— Она всего лишь полукровка. Мы скажем, что она — предатель. Что она перебежчик, —

предлагает Щекастый. Видимо, он все еще злится из-за Самсона.