Элиза Крейв - Надлом

— И это, кстати, может оказаться правдой, — говорит Ястреб и гладит пальцами другую мою

щеку. Его ногти сдирают кожу, и я пытаюсь вывернуться из-под них. — Иначе с чего это она

выбрала Самсона?

Перебежчик? Откуда и куда? Понятия не имею, но это мой единственный шанс.

— Я никуда не перебегала! Я просто не могла устоять! И он первым на меня напал!

Он не купился на это, и мне знакомо выражение его глаз. Он жаждет крови. Я часто видела

такие глаза у своего отражения в зеркале. Слишком поздно. Насмешка судьбы — узнать, что я такая

не одна перед самой своей смертью.

Когда мама говорила, что я особенная и уникальная, я думала, что это так и есть. К тому же, я

никогда не встречала других детей, которые могли бы поднимать машины или жевать стальные

гвозди.

Оказалось, что я такая особенная только для своей мамы. Такая же особенная, как снежинка.

Такая же особенная, как имя ребенка в школьном списке отличников.

Есть другие, такие же, как я. И они хотят меня убить.

10

Было бы неплохо меня об этом предупредить, мам!

— Пожалуйста… — не сдаюсь я. — Это правда. Я не…

— Шшш… — Голодные глаза жадно вглядываются в мои. — Правда не имеет значения, когда

ты так… вкусна. — Он наклоняется ко мне и глубоко вдыхает. Его язык влажно скользит по моей

щеке, слизывая текущую по ней струйку крови. Он ухмыляется, насмехается. Затем замирает. Его

глаза расширяются, и он снова проводит языком по моей щеке.

Его большие, злые глаза встречаются с моими.

— Ты?..

Эхо громкого удара проносится по приемной, и мы все поворачиваемся к входной двери. Она с

треском распахивается.

Похоже, кто-то решил присоединиться к нашей вечеринке.

Глава 3

Хотя гости только прибывают, а еда очень даже хороша, хозяева — полные мудаки.

Новый участник, мужчина, нагибается в дверном проёме. Ну, на самом деле не мужчина, а

человеческий подросток. Одно из самых ни на что не годных божьих созданий — большой как

взрослый и тупой как ребёнок. Эгоистичный, угрюмый, безрассудный, склонен слишком долго спать

и слишком часто жаловаться. Я тоже подросток, за исключением человеческой части.

Ему около восемнадцати. Поношенные джинсы, полинявшая чёрная толстовка под кожаной

безрукавкой. Блондин, волосы до плеч. Попытка отрастить бороду (провальная).

Вопрос на миллион долларов — на чьей он стороне? Вряд ли на моей, так как я никогда в

действительности не была командным игроком.

— Борец! — шипит один из нападающих на меня.

Слова соскальзывают с его губ не раньше, чем парень забрасывает в комнату коричневый мяч

размером с грейпфрут. Когда тот летит над нами, вошедший достаёт пистолет и стреляет в него. Мяч

взрывается, и на нас обрушивается ливень. Я ныряю за Ястреба, но на обнаженное плечо все равно

попадают капли, и оно начинает жечь. Мой захватчик кричит и корчась падает на пол: он принял на

себя основной удар разлетевшейся жидкости. Я не вижу двух других, должно быть, они спрятались

на лестничной клетке или в одном из коридоров, ведущих в главный зал.

— Ты хочешь стать едой для демонов? Беги! — кричит мне парень.

Едой для демонов? Однако это стоит обдумать в другое время. Я не нуждаюсь в дальнейшем

стимулировании и несусь к выходу. К моему спасителю.

Это необычное чувство.

Удары ботинок позади меня предупреждают о том, что один из "демонов" преследует меня.

Его когти задевают мою спину, и я проношусь мимо парня и ныряю из приемной в дверь, заставляя

моего спасителя и демона столкнуться. Они с грохотом падают в гостиную и начинают кататься,

борясь друг с другом. Я осторожно подхожу к двери, чтобы одним глазком посмотреть на действие.

Главный стоит на коленях перед своим падшим товарищем, который всё ещё корчится на

полу. Он приподнимается, но Ястреб хватается за его шею и шепчет ему на ухо. Главный в шоке

смотрит на своего друга, затем, рыкнув на меня, рисует что-то на линолеуме, и они оба исчезают в

сопровождении громкого, как удар грома, звука.

Пууф. Как-то так.

Грохочущий шум притягивает моё внимание туда, где столкнулись новичок и Щекастый.

Кушетка ржавого цвета перевёрнута, и бойцы катаются на остатках того, что когда-то было

кофейным столиком. Освободившись от Щекастого, парень подскакивает на ноги. Он достаёт из-за

ремня длинный, изогнутый и на вид неприятный нож. Я пробираюсь обратно в приемную, но

сохраняю дистанцию, взвешивая свои варианты. Закрываю входную дверь. Неважно, что я решу, я не

хочу ещё свидетелей.

ажда мести пульсирует в венах. Я хочу наказать демона. Раздавить! Убить! А больше всего

— захохотать. Утверждают, что месть — это блюдо, которое лучше всего подавать холодным, но я

нахожу ее в равной степени восхитительной и горячей. Два на одного, мы с парнем, возможно,

11

сможем его взять. Помимо всего прочего, парень сможет послужить для отвлечения внимания, когда

демон будет терзать его в клочья.

Но чувство самосохранения сдерживает меня. Я уже узнала на своей шкуре, что демоны

сильнее меня, или, по крайней мере, больше приспособлены бороться с теми, кто может дать отпор.

Так что я стою. В нерешительности.

Демон выглядит так же нерешительно, его глаза мечутся между мной и парнем, а затем

возвращаются в то место, где исчезли его друзья. Парень стоит на его пути.

— Ты же не думаешь сбежать? — дразнится он, и его голубые глаза сужаются, когда он

перекидывает нож из одной ладони в другую. — Я даже не Борец, а всего лишь ребёнок. Ты же не

боишься детей?

Рычащий прыжок, похоже, означает «нет». Двигаясь слишком быстро для обычного человека,

парень отпрыгивает в сторону, плавным движением поворачивается и запрыгивает на спину демона,

всаживая в него нож. Демон кричит, его спина выгибается, словно натянутая тетива. Парень

прижимает лицо демона к полу, обездвиживая, и кладёт свои руки на его голую шею. Чернильно-

чёрный дым клубится из демона там, где его кожа соприкасается с парнем. Затем дым исчезает в

кончиках пальцев парня. В какой-то момент весь дым всасывается, и парень отпускает уже

безвольного демона и встаёт. Он немного шатается и упирается в стену рукой. Затем запрокидывает

голову и выдыхает длинную струю светло-серой дымки, которую я тут же распознаю. Я распознаю

её потому, что обычно я это ем.

Это квинтэссенция человеческой души.

Я сажусь. Тяжело.

Парень отталкивается от стены, морща в волнении лоб. Волнение — это хорошо. Волнение

означает, что он не собирается разобраться со мной прямо сейчас, пока здесь никого нет.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

В порядке? Я считала себя Супервумэн (ну, или её злобным двойником), а теперь не знаю, как