Элиза Крейв - Надлом

моей семьёй и ногой. — Она начинает рвать листок, и мне хочется ей сказать, что он тоже не

виноват, но прикусываю язык. К всеобщему счастью, она отбрасывает его в сторону. — Просто

иногда я сильно выхожу из себя. Я никогда не стану борцом, никогда не выйду замуж, никогда

ничего не сделаю.

90

Не вижу связи. Больная нога — не такая уж и большая проблема. Но прервать её наполненный

горечью монолог будет невежливо, а главное — опасно.

— Но на кого я злюсь? На демонов? Они постоянно пытаются уничтожить человечество и,

если это вообще возможно, Небеса. Причин для гнева достаточно и без моей ноги. А остальные

студенты, борцы, как они ко мне относятся? Они не воспринимают меня всерьёз, для них я —

ущербная. Ко мне они очень добры и полны жалости. — Ах, теперь понятно, почему она так ужасно

со всеми общается.

Ещё один листик становится её жертвой, и она продолжает.

— А Бог? Я посвятила свою жизнь службе Ему, всё идёт согласно Его плану. Если Он решил,

что я буду лучше Ему служить, будучи калекой, кто я такая, чтобы говорить, что всё должно быть

иначе? — Она поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Хорошо, она всё ещё помнит, что я здесь. —

Я скажу тебе, на кого мне остаётся злиться. На себя. Я ненавижу себя за свои чувства, за

невозможность принять их. Но когда ты ненавидишь себя за ненависть к себе самой — как вообще с

этим справиться?

Она смотрит на меня так, словно у меня есть ответ. И вроде бы, у меня он действительно есть.

Кроме того, я почти эксперт в ненависти к самой себе, и в сравнении со мной её ненависть просто

ничтожна. Она ненавидит себя за расстройство по поводу разрушенных мечтаний? Было бы странно,

если бы она с радостью приняла такую судьбу.

Так что я даю ей свой мудрый совет:

— Прекращай ныть.

От неожиданности Джо отодвигается. С ней всё время нянчатся и ходят вокруг неё на

цыпочках. Я же совсем не такая.

— Какая трогательная вечеринка упоения жалостью .

Лицо Джо становится угрожающе фиолетового цвета, и она вскакивает на ноги.

— Вечеринка упоения жалостью ? Уж прости, если мои проблемы не…

Я прерываю её и встаю. Она неправильно называет ненависть к самой себе.

— Да, попросить прощения будет не лишним. Ты злишься на себя за то, что ты злишься на то,

что у тебя отняли все твои мечты? Серьёзно?

— А что, ты думаешь, я должна делать? Радоваться тому, что моя жизнь разрушена?

— Нет, ты не слушаешь. Меня не волнует, что ты злишься из-за своей разрушенной жизни.

Ты бы была полной дурой, если бы этого не делала. Чёрт возьми, да ты мне даже не нравишься, а

меня всё равно это злит. Я всего лишь говорю, что злиться на себя за то, что ты злишься — смешно и

глупо.

— Но… — лопочет она.

— Вместо того, чтобы стучать ногами и огрызаться на каждого, направь свою злость на что-то

более продуктивное. -— На самом деле, я надеюсь, что она не прислушается к моему совету.

Наблюдать за этим довольно увлекательно, но только когда ты сам не принимаешь в этом участия.

— Например, на демонов.

— Мне никто не позволит, — сердито, но достаточно нерешительно отвечает Джо.

— Да. Я заметила. Последние два дня никто не разрешал тебе этого делать. — Мои слова

заслуживают от неё лёгкую улыбку. — Хочешь бороться с демонами? Перестать ныть и начинай что-

то делать.

Она замирает, смотря на меня так, словно видит в первый раз.

— Ой, — в итоге произносит она.

— Да, что ж, тебе надо было это услышать. Тебе это на пользу.

— От чистого сердца?

— Да. С добрыми намерениями.

Мы обе вспоминаем тот последний раз, когда мы говорили о добрых намерениях — и Джо

приставила нож к моему горлу — и улыбаемся.

— Спасибо, доктор. — Она делает глубокий вдох и меняет тему. — Но ты — та ещё врунья.

— Она делает паузу. Я — врунья, но мне интересно, что именно она имеет в виду. — На самом деле ,

я тебе нравлюсь.

91

На удивление, может быть, она и права.

Прежде чем мне удаётся придумать ответ, Джо сменяет тему.

— Как только всё вернётся на свои места, мне станет тяжелее бороться с демонами.

— Вернётся всё на свои места? Здесь?

— Они никогда не позволят мне получить полный статус борца. Я не буду выходить на

задания. Из-за моей ноги я ущербна. — Её голос становится совсем тихим. — Думаю, Хай

действительно спас мне жизнь.

— И что? А ты спасла его дважды. — Трижды. — Получается, что ты могла погибнуть. Если

тебя это устраивает, разве они могут что-то на это сказать?

— Традиционно борцы сражаются по двое. — Её рот искривляется. — Точнее в парах.

Разве это не одно и то же? У меня нет возможности спросить, так как она продолжает.

— У меня никогда не будет партнёра. Им смог бы стать лишь какой-нибудь глупец.

Я указываю на очевидное:

— Хай достаточно глуп.

— Я бы не смогла взять на себя ответственность за смерть своего партнёра. Кроме того, Хай

— не глупый, а… наивный.

— Разве есть разница?

— Наивность со временем проходит, а вот глупость неизлечима.

Я смеюсь.

— Что губительно для борца.

— Определённо.

Я кошусь на неё.

— В тебе совсем не осталось наивности.

— Полагаю, демоны сожрали её вместе с моей ногой, — беспечно говорит она. Затем следует

долгая, полная размышлений пауза. — И моих родителей.

Внезапно я впервые ясно понимаю, почему мама позволяла мне убивать только плохих людей.

Я вспоминаю нашу ссору. Я была голодна и нетерпелива. Hangry.

— Все умирают, — говорила я. — Разве важно, умер ты в автомобильной катастрофе, из-за

забитой артерии или от моих рук?

— Меда! — Мама слишком сильно боялась не справиться со мной.

— Бог убивает без разбора. А я почему не могу? — Такой наглости могут набраться только

подростки.

Она тут же замолкает в ответ на моё богохульство, и её следующие слова звучат уже в таком

тоне, который я прежде не слышала. От воспоминаний мурашки бегут по коже.

— У Бога на то свои причины. Праведные. — Её карие глаза опускаются на один уровень со

мной. — Такие будут и у тебя.

Я сделала так, как она сказала — с одним серьёзным исключением — потому что поступи я

иначе, она бы расстроилась. В общем-то, я понимала, что это неправильно. Хорошие люди так не

поступают, не поступала так и я. Когда стало очевидно, что я не отношусь, на самом деле, к хорошим

людям, я всё равно продолжила делать так, как учила меня мама — отчасти из-за уважения к ней, но

в основном, потому что так было проще, и это уже вошло в привычку. Когда покойники показывают

тебе своих убийц, это вообще перестаёт быть проблемой. Благодаря человеческой природе, я никогда

не буду голодать.