Пэт Ходжилл - Затмение луны

Ветер пахнул в лицо. Она какое-то время шла за потоком воздуха, не сознавая этого. Но теперь дуновение усилилось и принесло с собой любопытный запах, так что Джейм даже слегка встрепенулась. Она стояла лицом к арке, выглядевшей разинутым ртом. Когда-то проем был замурован, а теперь массивные плиты в беспорядке валялись рядом, как выбитые зубы, и ветер задувал сквозь них. Запах был… таинственный, чужой. Что-то мертвое, что-то живое, и много чего посередине… Свет в дальней комнате тоже был странный, он переливался всеми оттенками зеленого. Джейм перешагнула камни и прошла под аркой. Свет падал из окна – первого окна, которое она увидела в этом доме. Оно было зарешечено. Прутья обвивали лозы с белыми цветами, похожими на обескровленные надутые губы, а между веток блестело тошнотворно-желтое небо.

Решетка на окне, неземной пейзаж… Словно она вновь оказалась в комнате обратных камней в Безвластиях.

Джейм, дрожа, обхватила плечи руками. Старые песни уверяли, что Дом Мастера тянется назад по Цепи Сотворений из одного порогового мира в другой. До падения Геридона Кенцират даже пользовался Домом как способом бегства во время бесконечного отступления, запечатывая каждый неудержанный участок, каждый мир за спиной, куда они уже никогда не могли возвратиться. Ничто не могло разбить печати с той стороны. И не разбивало. Вероломство кенцира разрушило барьеры между мирами, открыло самые дальние, запретные комнаты Дома, откуда ползли тени и где люди становились перевратами.

Нет, не стоит тут задерживаться. Джейм попятилась обратно к арке.

В окно влетел тихий вздох, словно сорвавшийся со множества губ разом. Что-то белое мелькнуло перед лицом Джейм, белое и зеленое. Лоза. Ветка обвилась вокруг шеи девушки, другая уцепилась за руку, за ними третья, четвертая. Они дернулись разом, подтягивая ее к окну. Джейм рванула ту, что держала ее за горло, но плеть только сжала еще сильнее. Белые губы цветов что-то шептали в ухо, щекотали шею. Они порозовели, потом покраснели. Кровь застучала в ушах. Девушка смутно ощущала, что железные прутья врезались ей в спину, а сила уходит из ног и они подкашиваются.

Потом кто-то возник перед ней. Блеснул нож – белый, весь белый, и клинок, и рукоять, заметила она неосознанно, – и красные губы отступили с шелестом-криком. Мигом засохшие листья осыпались шуршащим дождем. Джейм лежала на полу, и кто-то склонился над ней: человек с истощенным лицом мертвеца с гобеленов в зале Мастера.

Крики. Спаситель отпрыгнул и рванулся прочь, в глубину Дома.

– Террибенд, глупец, погоди! Вы трое, за ним! Громыхают удаляющиеся шаги, бегут.

Теперь на нее смотрит другой человек. Светлые волосы, юное лицо, серебристо-серые глаза…

– Принц Одалиан? Он улыбнулся:

– Тепло, тепло. Ты попала в переделку? Кажется, некоторым вещам никогда не суждено меняться. Ну-ка, посмотрим. – Он взял ее за подбородок и повернул голову сперва в одну сторону, потом в другую. – К счастью, ничего серьезного, хотя ты наверняка потеряла немало крови. Стоять можешь?

Она попробовала – и обвисла в его руках:

– Проклятие.

– Ничего. – Он приподнял ее. Джейм удивилась, какая сила таится в этом тонком теле. – Дело не в размерах, – сказал он, словно она произнесла мысль вслух. – И не в силе. Но ты это и так должна знать. Держись крепче.

Он провел ее через арку обратно в серые залы. По его быстрой, уверенной походке было ясно, что он точно знает, куда идет.

– Принц, как ты назвал того человека? Пару секунд он не отвечал. Потом вымолвил:

– Бренди – одно из его имен. Ему подходит.

Она могла бы поклясться, что Одалиан назвал беглеца Террибендом, но это же было имя брата Тирандиса, того, кто исчез из песен и истории во время Падения. Бренди? Это тоже звучит знакомо, но отчего… Если бы только голова перестала кружиться…

Принц опустил ее на кровать. Она изумленно оглядела богато обставленные покои. Привел ли он ее обратно во дворец, или этот оазис цветет посреди унылых комнат Дома? Скорее, последнее. Белое вино заплескалось в хрустальной чаше. Одалиан секунду стоял перед огнем, глядя сквозь стекло на языки пламени. Потом поднес кубок к постели и почти грубо сунул его в руки Джейм.

– Вот.

Она жадно выпила, отметив, но не обратив особого внимания на незнакомый привкус – как и у того вина, которое она пила раньше, только теперь он стал куда острее. Голова поплыла.

– Вино на пустой желудок, – сказал человек, присаживаясь на край кровати и принимая у нее чашу. – Полагаю, ты не прихватила с собой в эту сумасшедшую экспедицию еду. Ну конечно же нет. Ты никогда не была практичной в вопросах пищи.

Она уставилась на него. То, как он говорил, как двигался – все так знакомо, а она ведь никогда не встречала принца прежде. Она представляла, как он выглядит, только по грубому портрету в комнате Луры, – а ведь похож, очень похож, только вот цвета там… Минутку…

– У Одалиана карие глаза. – Она попыталась отодвинуться от него. – А твои серые, как у меня. Кто ты?

Да, холодные стальные глаза пристально смотрели на нее с лица Одалиана, словно из-под маски.

– Ты меня не помнишь. Хорошо. Но ты наверняка можешь предположить, кто я.

Она кивнула, в горле, несмотря на вино, вдруг пересохло:

– Ты переврат. Что ты сделал с принцем?

– Я? – Он прыснул. – Лично – почти ничего. Я пришел повидаться с ним в ту ночь, когда он послал гонца в Высший Совет Кенцирата с просьбой о помощи. Он подумал, что я – это Торисен. Мы же, знаешь ли, можем принимать почти любое обличье, пока тени не завладеют нами слишком сильно, как это случилось с Мразалем, – ну да ты же возобновила знакомство с ним в Хмари. Короче, я сказал принцу, что решил признать его полноправным союзником Кенцирата до слияния наших войск. Он был польщен, особенно когда я предложил скрепить наш договор кровным ритуалом. Я отведал его крови, отданной без принуждения, и стал способен принимать его форму.

– Но не полностью.

– Верно. Эти глаза всегда доставляли мне массу хлопот. Требуется множество перерождений в самых дальних комнатах Дома, чтобы сделать кого-то настолько… э… податливым, чтобы он мог точно воспроизводить все детали, даже при полном обряде.

– Но слишком много перерождений ведет к тому, что существа уже не могут поддерживать никакой формы, как Мразаль, – сказала Джейм, стараясь, чтобы голос звучал вызывающе. – Сдается мне, что у вас, перевратов, срок годности сильно ограничен.

– О да. Наша лучшая пора длится примерно одно тысячелетие по меркам Ратиллена. Хорошее испытание временем. Но я по опыту знаю, что зло неминуемо разрушается, и то же уже начал осознавать и милорд Геридон. Но мы говорили о принце Одалиане. Как ты понимаешь, он был весьма поражен, оказавшись лицом к лицу со своей копией – пусть и не совсем точной, а в еще большее недоумение его повергли трое его собственных охранников (подкупленных, разумеется), взявших его под стражу. Затем я открыл барьеры между Каркинаротом и Домом Мастера, и его увели в дальние комнаты, где и оставили – в кандалах.