Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка

– Знаешь, о ком я сейчас подумала? – спросила она.

– Нетрудно ответить. Ты подумала о том, кого ты придумала. Мне назвать имя?

– Обойдемся.

Они замолчали. Пальцы Фердиада привычно поглаживали плечо Дары – ни на что иное, впрочем, не претендуя, а ее голова лежала у него на плече, и Дара видела над собой неровный потолок тулмена.

– Проблема выбора, – произнес Фердиад. – Но, по-моему, выбор уже сделан. Ты просто честно признайся себе, что это уже произошло, и тебе сразу станет легче.

Самоуверенность сида показалась ей даже забавной.

– Знаешь, Фердиад, речь сейчас идет не о том, с кем мне спать, а о моем праве самой любить и быть ответно любимой.

Фердиад с интересом посмотрел на Дару и в глазах его было явственное недоумение: разве это не одно и то же?

Если бы кто поглядел со стороны на этих двух, сидящих в полумраке за столом, на женщину, которую обнимает и тихо ласкает мужчина, и на мужчину, объятия и ласки которого приятны женщине, ввек бы тот человек не догадался, что именно так сошлись и начали схватку враги, и каждый из них не знает, какое оружие прячет и готов пустить в ход противник.

– Никто тебя этого права не лишает. Но только полюбить можно и что-то воображаемое, а вот дожидаться ответной любви в этом случае – безнадежная затея.

Это он начинает прощупывать мои отношения с Диармайдом, подумала Дара, ну-ка, выпустим-ка сида на свободу и посмотрим, какой хитроумный фундамент он подведет под невозможность этой любви!

– Почему же? – возразила она и устроилась на его плече поудобнее. – Диармайд – это довольно странная конструкция, согласна, однако у этой конструкции есть и плоть, и дух, и вообще все, что необходимо для близости.

– Не путай, ради великой Бриг, дух Диармайда и тело Диармайда, – предупредил Фердиад. – Если они соединятся – будет жалкое зрелище. Дух – велик, не спорю, но тело обладает скверным характером и дурными привычками. Тело тебе совершенно не понравится, имей в виду. И тяжесть духа будет для него невыносима. Если ты не можешь жить без противоречий – я найду для тебя противоречия, к которым действительно стоит приложить руку. А это просто не даст тебе жить…

– Например?

– Вот тебе одно – поломай над ним голову как профессионал. Допустим, в Этом Мире бродит тело Диармайда, а дух его спит в башне старой Буи. Что же тогда мерещилось тебе? Ты проникала в сон духа? Дух слышал тебя во сне и являлся тебе? Пойми сперва, что это такое было. По-моему, то, что возникает, когда дух видит сон, это уже дух в квадрате, и связываться с ним незачем. Наваждение – и не более того.

– Сперва я думала, что это ты напустил на меня наваждение.

– Чтобы подвести тебя под искаженный гейс? Ну, это уж совсем несерьезно.

– Отправил же ты меня в город, где я неминуемо должна была попасть под твой прощальный гейс!

– Хотя ты и умная женщина, но тут я вижу ту самую женскую логику из ваших анекдотов, – усмехнулся Фердиад. – В первом случае я хотел, чтобы ты в поисках любви вернулась ко мне. Ну, частично ты права…

Дара вздохнула. Фердиад полагал, если его рука безнаказанно опустится чуть ниже, то это будет с ее стороны знаком прощения… Но спорить она не стала. Ей нужно было сейчас не звучное словесное побоище, а тихая, мирная, задумчивая беседа. Если же в ходе беседы Фердиад попытается накинуть на нее свои легкие, почти невесомые чары – то у нее найдется против них средство…

– А во втором случае чего я хотел? Чтобы ты примчалась ко мне избавляться от любви? Или просить, чтобы я опять исказил гейс? Зная, что это искажение – в пользу Диармайда? У тебя концы с концами не сошлись.

– Да, я и сама это поняла. Потом.

– Тогда вернемся к духу Диармайда. Ты плохо представляешь себе Другой Мир. Для тебя Этот Мир и Другой Мир – как две комнаты, между которыми несколько дверей.

Свободной рукой сид принялся чертить на столе, и его ноготь оставлял светлые, медленно тающие линии. Он изобразил два прямоугольника, большой и маленький, причем маленький был Этим Миром, и указал места проходов.

– Можно войти в ту дверь, а выйти в эту. Можно проникнуть путем, которым тебя провела Эмер, а выбраться наружу как-то еще, – палец гулял из прямоугольника в прямоугольник. – Но с комнатой я сравнил бы только Этот Мир. Другой гораздо сложнее, он многослоен, и я не знаю всех его закоулков. Вы говорите «Другой Мир», и это звучит просто и понятно. Мы называли его «Тир Тайнгире», это даже по звукам куда более соответствует…

Палец стал окружать простенькую схему сложными фигурами, иные из которых примыкали только к «Другому Миру», иные – к обоим, но проходов не обозначал.

– В каком-то слое, назовем его ноосферой Другого Мира, допустим, вот здесь, возникают и исчезают те сны, которые видит дух Диармайда. Ты нечаянно нашла способ подключаться к этому слою. Странно, однако ничего невозможного тут нет. Главное – осторожность. Когда имеешь дело с Другом миром, лучше не увлекаться… как старая Буи хотя бы…

– А что сделала старая Буи?

– Ничего – поселилась в башне. Но эта башня, Дара, – она сама. Такое умом не понять. То, что тебя встретила седая старуха, – иллюзия, наваждение. Сон башни, если угодно. Тюрьма для духа Диармайда – вот что такое теперь сида Ротниам, дочь Умала Урскатаха, которая в Этот Мир являлась рыжеволосой. Вот на что способна потерявшая чувство меры любовь.

– Так куда же меня отправила Эмер, если я угодила в сон квадратной башни? И не слишком ли много математики в твоих построениях, Фердиад?

– Без нее тоже нельзя, – заметил сид. – Но если ты устала от рассуждений – бросим их. Не в них дело.

– Да нет уж, порассуждаем… Ты никогда не задумывался – куда это вдруг подевался Кано?

Фердиад резко повернулся к ней. Ага, подумала Дара, он не смог дотянуться до Кано!

– Хороший вопрос, правда? – продолжала она. – Нетрудно ответить. Кано уплыл в Другой Мир, и когда он входил в море – он был в собственной своей плоти. Не дух его, а он сам уплыл морем Другого Мира. А в этом мире его плоти больше нет.

– Откуда взялось море? – недоверчиво спросил Фердиад.

– Пришло. И знаешь что? Те, кто не знал, что пришло море, ходили по дну и пускали петарды. А для тех, кто знал, что оно пришло, вода была мокрой, и в лодку, которую притащило течением, можно было забраться и сесть на корме.

– Какие петарды?

– Ой! – сказала Дара, поняв, что рассказывает одновременно о новогодней ночи и о той, когда она благословила в дорогу Кано.

– По-моему, ты слишком увлеклась играми с Тир Тайнгире и со всеми теми непонятными вещами, что к нему прилегают, – заметил Фердиад. – Ты уже сама не можешь отличить, где сон, где явь. Мне нужно было бы вмешаться раньше.

– Ты думаешь? – Дара вложила в вопрос все неуверенность, какую только удалось наскрести по сусекам.