Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – коннетабль

Шаман взглянул на меня со злобной усмешкой.

– Мальчишка…

В руках у него возникли ножи. Я дернулся в сторону, ножи вылетели из ладоней шамана без всякого замаха. Один оцарапал щеку, я слышал, как с глухим звуком вонзился в дерево. Удар был такой силы, словно нож вонзился по самую рукоять.

В глазах шамана вспыхнуло великое изумление. Я злобно ухмыльнулся, стараясь выглядеть огромным и страшным. У него в руках невесть откуда появился длинный призрачный меч. Я не поверил, что меч настоящий, но инстинктивно парировал своим.

Лезвие меча Арианта ударилось о призрачный с металлическим лязгом. Во все стороны полетели длинные оранжевые искры, руки мои тряхнуло. Меч в моих руках остановился на миг, я увидел ужас на лице шамана, в его руке осталась только рукоять с коротким обломком, а мое лезвие, перерубив волшебный меч, тут же коснулось его плеча и погрузилось в тело, словно там не мясо с костями, а красная плоть арбуза.

Джильдина вздрогнула и дернулась, гремя цепями, когда на нее плеснуло еще и кровью шамана. Он моментально превратился в ярко-красную фигуру, на меня пахнуло сухим жаром, на красное легла оранжевая сеть, и оранжевые нити начали разрастаться. Он страшно закричал, размахивал руками, отбиваясь от чего-то незримого, от оранжевых нитей потекли такие же оранжевые капли раскаленного металла, а когда срывались на землю, там вспыхивали дымки.

Я вздрогнул и отступил на шаг, а шаман вслепую размахивал руками, все еще пытаясь поймать меня.

В небе захлопали, стремительно приближаясь, мощные крылья. Я упал и откатился в сторону, словно ветер сбил меня с ног. Взметнулись листья и мусор, забивая глаза. Сильно пахнуло перьями, я перевернулся на спину. Птицы уже взмыли, а там делали круг, готовясь к новому броску.

– Я вам не зайчик, – прохрипел я.

Лук будто сам оказался в моих руках. Я стрелял и стрелял, а в небе то гнусно каркало, то вскрикивало почти по-человечьи, затем на землю начали бухаться мерзкие чудовища: полуптицы-полулюди. Джильдина что-то крикнула, но в ушах так гремит кровь, что я ничего не расслышал.

Когда на землю грохнулась последняя туша, оставшиеся птицы поспешно улетели, я перебросил лук за спину, огляделся, подобрал меч и, тщательно вытерев о тело вождя, подошел к Джильдине.

– Ты как? – спросил я. – Извини, но я все-таки уверен, что… кончики должны вот так над левым ухом.

Она выпрямилась и смотрела в глаза. Мне показалось, что ждет от меня особо мучительного удара: в живот или в самый низ живота, чтобы умирала долго, но я усмехнулся и покачал головой. Джильдина не двигалась, я обошел столб сзади и сильным ударом разрубил цепи.

– Ты знаешь, – сообщил я, – у тебя настолько великолепная фигура, что, думаю, они не стали бы тебя убивать. Они бы сделали тебя своей богиней… Ну, сперва жрицей-весталкой… а что, много они понимают!.. а потом и богиней.

Она вышла из-за столба, вся залитая кровью, багровая, блестящая, словно в красном латексе. Я ухмыльнулся и, отсалютовав ей, сунул меч в ножны, но продолжал посматривать по сторонам.

– Ты кто? – спросила она глухо.

– Новичок, – ответил я легко. – Всего лишь новичок. Но ты знаешь, теперь такие новички пошли…

Она кивнула, не поверив, но принимая мои слова.

– Где шатер их вождя?

– Там, – сказал я, – но на всякий случай я тебя провожу… Все-таки дама.

Она промолчала, бежала впереди меня, перепрыгивая через трупы и оскальзываясь в крови. Убитых становилось все больше, а там, где я их начал поражать из лука, а потом встретил с мечом в руках, все поле покрыто недвижимыми телами. Многие друг на друге, кровь все еще вытекает последними струйками, и ноги Джильдины погрузились в кровавую кашу по щиколотку.

Ее глаза были дикими, когда она оглянулась на меня.

– Ты их… всех?

Я отмахнулся.

– Да ты что? Им стыдно стало, что тебя обидели, вот и перерезали себе горлы. А что?

– Ничего, – буркнула она. – Объяснение ничуть не хуже.

Я остановился.

– Ты куда?.. Твой мешок вон в том шатре.

Она застыла на бегу, оглянулась и головой вперед нырнула в распахнутый шатер. Я переминался у входа, надо успеть увидеть, если подойдут другие отряды. Одно дело красоваться мускулами перед шварценеггершей, другое – как чувствую себя на самом деле. А на самом деле трушу. Не получится из меня берсерка даже самого занюханного. Наверное, потому еще и цел…

В шатре слышался звон, треск, грохот, проклятия. Я осторожно заглянул. Голая Джильдина мечется из стороны в сторону, хватает вещи и швыряет в пустой мешок, но, когда наконец с натугой утоптала и завязала, мне показалось, что он стал еще больше, чем был.

– Все забрала? – спросил я на всякий случай. – Ничего, все бери! Что сверх – репарации.

– Что?

– Лут, – пояснил я. – Когда грабим одного убитого – мародерство, а когда страну – репарации. Почетнее и звучит красивше.

Она зло зыркнула, во взгляде недоверие и даже подозрение, теперь везде видит приколы с моей стороны, хотя я как никогда серьезен.

– У них ничего особо ценного, – ответила она наконец. – Никто так далеко не проходил, как мы.

– Мы орлы, – согласился я. – Особенно когда я повязку вот так…

Она отыскала свою одежду среди вороха тряпья, не стала даже соскабливать кровь, быстро влезла в брюки, надела жилет и сунула ноги в сапоги. Я дождался, когда закинет мешок за спину, даже покачнулась от тяжести, сказал как можно беспечнее:

– Надо идти. Вдруг еще какой отряд где уцелел?

Джильдина окинула меня хмурым взглядом.

– Тебя это тревожит?

– Да, – признался я. – Не хотелось бы нарушать экологическое равновесие!

– Чего?

– На развод надо оставить, – объяснил я. – Нельзя всех уничтожать под корень.

Она посмотрела с недоумением, потом во взгляде проступило великое уважение.

– А-а, не с кем будет сражаться?

– Точно, – подтвердил я, – меня хлебом не корми, дай подраться. Так что валим отсюда.

В молчании она вышла из шатра, уже рассвет, темное небо начинает зловеще багроветь, на разрубленные трупы нельзя смотреть без дрожи. Странно, я не выношу вида раздавленной на дороге кошки, а вот плавающие в собственной крови люди – хоть бы что…

В таком же молчании мы покинули лагерь и вышли на гребень. По обе стороны выжженные долины, небольшое стадо, из нор выглядывают зверьки, но нигде и следа людей. Я вытащил карту и повел пальцем по изгибам дороги. Если поверить этим каракулям, то я не так уж и далеко от своего тайника.

– Отлично, – сказал я, – мне налево, а тебе… ну, ты сама знаешь, кто ты и куда тебе надо идти. Будь здорова, Джильдина!

Я повернулся к ней спиной и пошел вниз по косогору. Чувство опасности молчит, так что Джильдина в спину не ударит. Во всяком случае, не затевает…