Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – коннетабль

– Рич!

Голос ее показался странным, я медленно повернулся, готовый увидеть летящий мне в лицо тяжелый метательный нож.

Она стояла на прежнем месте, очень напряженная, не шевелясь, только чуть сгорбленная под объемистым мешком.

– Что? – спросил я настороженно.

Она, не отрывая от меня взгляда, поднесла к губам раскрытую ладонь. Не то дунула, не то плюнула, но на ладони блеснуло нечто алмазным блеском. Я не двигался, а Джильдина вздохнула и вдруг одним резким движением швырнула мне эту блестку.

Я инстинктивно перехватил в воздухе, ладонь обожгло холодом, будто схватил градину. Джильдина не двигалась, я перевел взгляд на добычу.

Тонкое жалобное колечко, в ямочку всажен не то ограненный кристалл, не то бриллиант, то ли кварц, а может, и кусок стекла, я никогда не различал эту ерунду, холодный и прозрачный, как она его только и держала за щекой все время плена. Пальцы ощутили легкий укол, словно коснулся оголенного конца батарейки.

– Он твой, – произнесла она.

– Зачем? – спросил я. – Ты жилы рвала, чтобы заполучить… Оставь себе.

Она сказала с непонятным раздражением, то ли на меня, то ли на себя, то ли на весь мир:

– Похоже, признал хозяином того, кто ухватил первым.

– Первым был король Моргенштейн, – напомнил я.

– Король умер, – напомнила она. – Ты видел его скелет. Отнять талисман нельзя, но можно подобрать, если хозяина больше нет.

– Да? – переспросил я с сомнением. – Но все равно… Может быть, можно как-то заставить признать хозяйкой тебя?

Ее лицо потемнело, я услышал скрежет зубов.

– Не унижай меня больше!

– Да я ничего, – пробормотал я и поспешно спрятал кольцо в карман. – Спасибо. Я тоже, это… люблю блестящее. Как ворона!

Она повернулась и в несколько быстрых шагов оказалась на гребне. Я смотрел некоторое время вслед, словно вернется и все объяснит, затем вытащил кольцо и надел на палец.

Джильдина словно чувствовала мой взгляд, обернулась и прокричала, прежде чем исчезнуть:

– Я не ударю в спину, не бойся!

– Я уже понял, – ответил я. – Ты ж просто золотце… Вообще ни разу не ударила, надо же… Почти ни разу.

На душе стало грустно, словно не приобрел драгоценный талисман, а потерял. Ноги без охоты понесли по косогору вниз. Там, в конце этой долины, выжженное плато с приметными скалами, а дальше уже и так помню, где шахта, что приведет меня в зиму, в трескучий мороз.

Джильдина скрылась за гребнем, мои пальцы нащупали на поясе один из штырей. Самое время проверить эту новую штуку. Одиночный выстрел – маловато для освоения, нужно проверить и дальность, и убойность, и кучность, и скорострельность…

Я взял в ладонь, ощущая холодную недобрую тяжесть, взглядом начал отыскивать хоть какую-то цель, кроме холмов песка и сглаженных ветром камней. Из-за песчаного бархана выдвинулся край ярко-желтого шатра. Я с некоторой настороженностью замедлил шаг. Шатер праздничный, совсем не поношенный, каким должен быть в этом потрепанном мире, полном потрепанных людей. На остроконечной верхушке весело трепещет крохотный флажок, хотя ветерка я не учуял.

Инстинкт сказал трезво: топай дальше, там неприятности. Слишком уж там медом намазано. Это для совсем уж дураков. Даже идиотов.

Я расправил плечи, не дурак же, в самом деле, и потопал мимо. Но когда проходил на безопасном расстоянии, в шатре откинулся полог, на пороге появилась девушка в восточном неглиже.

Красиво изогнувшись, одной рукой придерживала над головой край полога, отчего полные и почти неприкрытые груди эротично приподнялись к подбородку, тонкий стан изогнулся, подчеркивая изгиб крутого бедра.

Она смотрела на меня и улыбалась полными сочными губами. Настолько полными, сочными и ярко-красными, что у меня заиграли фантазии, а мой голос деревянно проблеял:

– Э-э… какая встреча!.. Такая красивая девушка и одна…

Она милостиво улыбнулась.

– А как ты думаешь, почему?

Я развел руками:

– Да вот все еще не прошел мимо такой орел, как я.

Она наклонила голову, глаза смеялись, она смотрела лукаво и чуть искоса.

– Верно. Говоришь весело, отважно. И лицом ты…

– Что?

Она засмеялась.

– Иззабарьерный! Не прокален солнцем, не тронут злой магией этих мест. Чистенький, как здесь говорят. Заходи, отдохни, поешь блюд, которых здесь не знают, вкуси утех, каких ты еще не получал ни от одной женщины…

Она отстранилась чуть, предлагая мне пройти, но все равно я задел бы в узком проходе ее высокую и снежно-белую грудь. Огненная волна прошла по телу, да что там за дурацкие предосторожности, где ты видишь ловушки, посмотри, какие сиськи, какая жопа, какой рот, и вообще какая вся мягкая и нежная даже с виду!

Руки зачесались ухватить все сразу, обязательные чашечки кофе можно пропустить, мы ж не в старомодном двадцатом веке…

Я вежливо поклонился.

– Мое сердце… и не только сердце, разрываются от муки сладкой. Душа уже нежится в вашем шатре, а фантазии так и вовсе распрыгались на ложе… но, увы, труба зовет, милая shy;леди.

Она широко распахнула дивные глаза, а пухлый рот приоткрылся зовуще и обещающе.

– Что, мой лорд?.. Я не поняла…

– Мимо и дальше, – ответил я, пыжась от гордости и чувства, какой я, оказывается, замечательный. Отвесил поклон и сказал неуклюже: – Здесь я один такой урод, потому что издалека, а все остальные почтут за небесное счастье услышать ваше приглашение отведать такого сладкого пирога… Простите, леди! Но зов трубы все громче и настойчивее.

Я еще раз галантно поклонился, перед женщиной кланяться – одно удовольствие, выпрямил спину и пошел широкими шагами, любуясь, какой я волевой, стойкий, решительный, непокобелиный, чистый, паладинный, светлый, безэрогенный, глядящий за горизонт, куда ушли мамонты…

Некоторое время настороже ждал, что волшебница, а это явно волшебница, швырнет чем-то магическим в спину, но, видимо, радиус ее мощи ограничен диаметром шатра.

Сексуальное возбуждение разочарованно увяло, тем более что валуны оказывались часто совсем не валунами, на песке затаивались хамелеоны размером с волков, из-под камней выбегали громадные сколопендры, и я рубил, топтал, пару раз просто, теряя ореол бесстрашного героя, благоразумно обогнул опасные места.

Камешки скрипят и даже вскрикивают от боли под тяжелыми сапогами, я настороженно поглядывал по сторонам, а мысль продолжала вгрызаться в печенки глыбже.

Раньше стонал, что все бремя решения на мне, нищщасном, а как было хорошо, когда за меня решали, а я, как всякий русский интеллигент, кривил морду и презрительствовал через губу о тупых политиках! Сейчас же что-то не совсем в диком восторге, когда условия просто идеальные. За меня решают даже не мужчины, которых изначально рассматриваем как соперников, а женщины, что совсем другое дело.