Джонатан Страуд - Врата Птолемея

Мы спустились на первый этаж, миновали вращающиеся двери, выскочили в коридор. Я остановился — и меня тут же сшиб с ног Кормокодран, который ломился вперед не глядя.

— Куда они побежали?

— Не знаю. Мы их потеряли… Нет! Слышишь?

Отыскать моих коллег не так сложно — надо бежать туда, откуда доносятся крики и вопли. На этот раз крики и вопли доносились из столовой. Вскоре из арки, ведущей в столовую, повалила толпа людей — постояльцы и персонал вперемешку — и с воплями понеслась по коридору. Мы подождали, пока схлынет основная масса народу, и бросились туда. Миновав столовую, усеянную поломанной мебелью, столовым серебром и битой посудой, мы влетели в кухню.

Аскобол оглянулся.

— Скорей! — крикнул он. — Мы его окружили!

Циклоп стоял на металлической мойке и указывал вглубь кухни. Слева от него Мвамба перекрывала проход между двумя стойками со сковородками. Ее чешуйчатый хвост лениво подметал пол, длинный раздвоенный язык мелькал в воздухе. Справа от Аскобола кровожадно топорщил колючки Ходж, взгромоздившийся на разделочный стол. И все трое пристально смотрели в дальний угол, куда забился беглец. Позади него была глухая стена, без окон и дверей. Деваться ему было некуда.

Мы с Кормокодраном заняли свои места в строю. Аскобол взглянул в нашу сторону.

— Этот глупец отказывается сдаться по-хорошему, — прошипел он. — Надо его малость припугнуть. Ходж уже опробовал на нем свое безумное хихиканье — недурно получилось, но этот парень и глазом не моргнул. Слышь, Бартимеус, не мог бы ты превратиться во что-нибудь пострашнее? Напряги фантазию!

Можно было бы возразить, что человек, не испугавшийся ни циклопа, ни вепреглавого воителя, ни гигантской ящерицы, ни злобного на вид панголина, который хихикает как маньяк, вряд ли устрашится, увидев еще одно чудище, однако же я послушался. Сабейский дипломат — действительно не самое устрашающее зрелище в мире. Я порылся в своем наборе обличий и выбрал то, что неплохо наводило ужас на жителей прерий. Дипломат исчез. На его месте стояла высокая, мрачная фигура в плаще из перьев и звериных костей; тело у нее было человеческое, но голова, узкая и черная, с глазами, горящими желтым огнем, принадлежала злобной вороне. Острый клюв открылся и испустил грозное карканье. По всей кухне загремела посуда.

— Ну как? — спросил я, наклонившись в сторону Аскобола.

— Должно сойти.

И пять ужасных джиннов, как один, принялись подступать все ближе к своей жертве.

— Положь эту штуку, — сурово посоветовала Мвамба. — Все равно ты в ловушке.

Ах да! Эта штука. Я тоже обратил на нее внимание. Это была какая-то кухонная принадлежность, которую мистер Хопкинс схватил со стола, готовясь защищаться. Однако он не пытался трусливо заслониться ею — напротив, он поигрывал ею с легкостью, ученым мужам обычно совершенно несвойственной, подбрасывая вещицу в воздух одной рукой и непринужденно ловя двумя пальцами другой. Будь это открывалка, или картофелечистка, или даже половник или ухват, меня бы это не так обеспокоило. Но это не было ни открывалкой, ни половником. Это был мясницкий тесак, и притом немаленький.

И что-то в том, как Хопкинс обращался с этим тесаком, показалось мне до ужаса знакомым…

— Ну-с, — сказал мистер Хопкинс, — кажется, все в сборе. Так кто кого загнал в ловушку, вы меня или я вас?

Говоря это, он слегка дрыгнул ногами, словно собираясь танцевать какую-то жуткую кельтскую джигу, — однако вместо этого слегка приподнялся над полом и навис над нами, ухмыляясь от уха до уха.

Это было неожиданно. Даже Ходж прекратил злобно хихикать. Прочие ошеломленно переглянулись. Все, кроме меня. Я молча застыл на месте. Неприятный ледяной палец коснулся моей спины и прошелся сверху вниз вдоль позвоночника.

Видите ли, я узнал этот голос. И это не был голос мистера Хопкинса. Куда там — это вообще не был человеческий голос.

Это был голос Факварла.

— Эй, ребята! — выдохнул я. — Тут надо поосторожней!

Мистер Хопкинс, висевший в воздухе, высоко подбросил тесак. Нож, сверкнув, пролетел над лампой, висящей под потолком, и приземлился рукояткой вперед на его вытянутый палец. Мистер Хопкинс перехватил мой взгляд и подмигнул мне.

Аскобол растерялся, но не хотел этого показывать, а потому прогремел:

— Ну и что, что он может левитировать и жонглировать острыми предметами! Это умеет половина полуголодных индийских факиров, а от факиров я никогда не бегал! Айда, ребята! Не забывайте, живьем брать!

И с жутким неземным криком спрыгнул со своей мойки. Человек с вороньей головой предостерегающе вскинул руку.

— Постойте! — сказал я. — Тут что-то нечисто. Его голос…

— Трус ты, Бартимеус! — Панголин выпустил залп дротиков, которые вонзились в пол у моих ног. — Боишься за то, что осталось от твоей сущности? Так можешь запрыгнуть на ближайший стул и повизжать. Четырем настоящим джиннам вполне под силу управиться с одним человеком.

— В этом-то все и дело! — возразил я. — Не уверен я, что это именно человек. Он…

— Конечно же я человек! — Мистер Хопкинс, висящий в воздухе, гордо ударил себя в грудь. — На всех планах с первого по седьмой, человек из плоти и крови. Вы что, сами не видите?

Это была правда. Он был человек, с какой стороны ни взгляни. Но говорил-то Факварл!

Гигантская ящерица возбужденно вильнула хвостом. Хвост ударился о печку, и печка рухнула набок.

— Постойте-ка, — сказала Мвамба. — Мы на каком языке говорим?* [75] В гуще событий мы, джинны, порой забываем, на каком языке общаемся. Когда мы вместе работаем в этом мире, то обычно используем языки, знакомые нам всем, — и это не обязательно должен быть язык du jour (ну вот, видите! Я хотел сказать — современный).

— Э-э… На арамейском, а чё?

— А то, что он на нем тоже говорит!

— Ну и чё? Он ведь ученый, не?

В минуты стресса семитские обороты Аскобола не отличаются изысканностью.

— Ну да, но странно все-таки…

Мистер Хопкинс выразительно взглянул на часы.

— Послушайте, не хочется вам мешать, — обратился он к нам, — но я — человек занятой. У меня сегодня вечером важное дело, которое касается нас всех. Так что если вы уберетесь с дороги, я вас, так и быть, пощажу. Даже Бартимеуса.

Кормокодран отдыхал, прислонив свой истерзанный облик к восьмиконфорочной плите, но тут он ожил.

— Ты пощадишь нас?! — взревел он. — Да я тебя удавлю за такие слова, и смерть твоя не будет легкой!

Он копнул пол копытом и ринулся вперед. Прочие джинны последовали его примеру; раздался грохот рогов, копыт, колючек, чешуи и прочих доспехов. Мистер Хопкинс небрежно перебросил нож в правую руку и принялся крутить его между пальцами.

— Стойте, идиоты! — крикнул человек-ворона. — Вы что, не слышали? Он знает меня! Он знает мое имя! Это же…