Джонатан Страуд - Врата Птолемея

Натаниэль выругался.

— Стойте, я сказал!

Заговорщики наблюдали за происходящим не без злорадного любопытства. Бледное, сырое лицо Руфуса Лайма скривилось.

— Мэндрейк, вы сейчас не в том положении, чтобы строить из себя большого начальника.

— Напротив, Руфус. Квентин приглашал меня присоединиться к вашему обществу. И я, после убедительной демонстрации мистера Хопкинса, с радостью принимаю это предложение. Результаты действительно весьма впечатляющие. А это означает, что отныне я один из вас.

Квентин Мейкпис деловито расстегивал свой изумрудный сюртук. Он прищурился, прикидывая все «за» и «против», взглянул на Натаниэля искоса.

— Так вы все-таки решили принять участие в нашем скромном замысле?

Натаниэль встретил его взгляд со всем спокойствием, какое смог собрать.

— Именно так, — сказал он. — Ваш план действительно великолепен, в нем чувствуется рука гения. Я от души жалею, что так невнимательно отнесся к вам в тот день, когда вы продемонстрировали мне подопытного простолюдина. Однако теперь я намерен искупить свою вину. А пока что эта девушка, строго говоря, по-прежнему остается моей пленницей, Квентин. Я… у меня есть свои планы относительно нее. И пусть никто, кроме меня, ее не трогает.

Мейкпис потер подбородок. Он не ответил. Наемник поудобнее перехватил кинжал. Китти невидящим взглядом смотрела в пол. Натаниэль отчетливо ощущал, как колотится сердце у него в груди.

— Что ж, хорошо! — внезапно кивнул Мейкпис. — Девушка ваша. Отпустите ее, Веррок. Хорошо сказано, Джон. Вы подтвердили мое доброе мнение о вас. Но берегитесь: говорить легко, но слова требуется подкреплять действием! Сейчас мы вас освободим, и вы на наших глазах вступите в союз с демоном по вашему выбору. Но сперва я подготовлюсь к тому, чтобы вызвать демона самому! Берк! Уизерс! Уберите эти ковры! Освободите мне пентакли!

Он повернулся и принялся отдавать новые приказы. Наемник с каменным лицом разжал руку и выпустил волосы Китти. Натаниэль, сознавая, что за ним следит не одна пара враждебных глаз — в частности, Дженкинс и Лайм наблюдали за ним, не скрывая своих подозрений, — не стал подходить к ней. Девушка как стояла на коленях, так и осела на пол, безвольно уронив голову, с лицом, скрытым под волосами. Это зрелище терзало ему душу.

Вот уже дважды за сегодняшний вечер Китти Джонс едва не погибла, и все из-за того, что он натворил. Из-за того, что он разыскал ее, что выдернул из ее спокойной новой жизни и взял с собой — исключительно ради удовлетворения своего эгоистичного любопытства.

Там, в театре, когда девушку ударило Инферно, Натаниэль был уверен, что она погибла. Его охватило горе. Он почти потерял голову от нахлынувшего чувства вины. Несмотря на то что наемник рявкнул ему оставаться на месте, он кинулся к ней и только тогда понял, что девушка дышит. Китти оставалась без сознания почти час, и все это время в нем росло чувство стыда. Он мало-помалу осознавал, каким был глупцом.

В последние несколько дней Натаниэль уже постепенно начинал отстраняться от имени Мэндрейка, от маски, которая в течение многих лет была для него как вторая кожа. Но лишь после событий в театре эта отстраненность превратилась в отчуждение. Он привык верить в две вещи, и эта уверенность руководила им всегда: в то, что правительство незыблемо, и в то, что он, в конечном счете, всегда действует во благо. И вот обе эти опоры в мгновение ока оказались выбиты у него из-под ног. Волшебники повержены. Китти едва не погибла. И то и другое было делом рук Мейкписа, и Натаниэль с ужасом осознал, что жестокие, равнодушные действия драматурга, в сущности, являются отражением его собственных дел.

Поначалу немыслимый масштаб преступления Мейкписа не давал Натаниэлю осознать его суть. Театральный размах и великолепие деяний заговорщика, замысловатая извращенность идеи вселить демонов в человеческое тело, все эти дурацкие разглагольствования о гениальности, интеллектуальности и новизне сбили его с толку и отвлекли от банальной голой правды. Это всего лишь еще один холодный, тщеславный мерзавец, пытающийся дорваться до власти. Точно такой же, как Лавлейс, Дюваль или — тут Натаниэлю будто холодом повеяло в спину, — или сам Натаниэль, с его сегодняшними размышлениями в машине, когда он мечтал о том, как завладеет посохом и положит конец войне. О да, конечно, он убеждал себя, что все это ради правого дела, ради того, чтобы помочь простолюдинам и спасти империю, но чем кончаются все эти прекраснодушные мечтания? Гибелью невинных людей, таких как Китти.

Насколько же очевидными должны были выглядеть его амбиции со стороны! Мейкпис видел его насквозь. Фаррар тоже. Госпожа Лютьенс поняла, во что он превратился, — и отвернулась от него.

Неудивительно, что Китти презирает его… Глядя на безвольное тело девушки посреди зала Статуй, Натаниэль начал разделять ее чувства по отношению к себе.

Но тут девушка очнулась, и вместе с облегчением к нему снова пришла решимость.

Заговорщики были заняты. Они сновали по залу взад-вперед, таская необходимые для вызывания принадлежности: свечи, чаши, травы и цветы. В центре зала тяжелые ковры были бесцеремонно свернуты и отброшены в сторону. Под коврами обнаружилось несколько красивых пентаклей, выложенных перламутром и лазуритом. Мейкпис, скинув пиджак, стоял в одном из них, указывал, дулся, распоряжался пронзительным голосом.

Китти Джонс по-прежнему сидела на полу.

Натаниэль подошел, встал рядом, наклонился и тихо сказал:

— Китти, вставайте! — Он протянул ей связанные руки. — Давайте… Вот так. Садитесь сюда. — Он подвинул ей тяжелое кресло красного дерева и помог девушке опуститься в него. — Отдохните пока. Вы в порядке?

— Да.

— Тогда ждите. Я вас отсюда вытащу.

— И каким же это образом?

— Доверьтесь мне.

Он оперся на стол, оценивая ситуацию. У дверей, сложа руки на груди, стоял наемник и непримиримо смотрел в их сторону. Нет, тут не уйти… Сами заговорщики люди хилые — нетрудно догадаться, отчего Мейкпис отдал предпочтение именно им. Он выбирал слабых, обделенных привилегиями, снедаемых завистью и злобой — таких, кто ухватится за его предложение, но при этом никогда не станет для него угрозой. Сам писатель — другое дело. Это серьезный противник. И сейчас, без своих демонов, Натаниэль был беспомощен.

Мейкпис… Натаниэль снова выругал себя за тупость. Годами, годами подозревал он, что в правительстве, в самых его верхах, есть предатель, человек, имеющий отношение как к заговору Лавлейса, так и к преступлениям Дюваля. Тогда, в Хедлхэм-Холле, понадобилось четыре волшебника, чтобы призвать могущественного демона Рамутру, — и четвертого из них так никто и не видел, только издалека, мельком, в открытой машине: блеск очков, рыжая борода… и все. Переодетый Мейкпис? Теперь это предположение больше не выглядело невероятным.