Андрей Басирин - Тень Аламута

За полтора месяца, прошедших с начала осады, Рошан успел основательно изучить Ису. Крестоносца ждала незавидная участь. Трус и убийца, успел подмять под себя и Сабиха, и Керима. Что уж говорить о чужаке-христианине? Но ради города приходилось идти на жертвы. Иса подался вперед:

— Ты! Кафир, собака! Не Жослен ли прислал тебя? Отвечай!

Франк с трудом приоткрыл распухший от кровоподтека левый глаз:

— …а… алла…

— Что? — Иса поманил пальцем. Бедуины подтащили посланника крестоносцев поближе.

— Эмир Балак… глашает тебя на свадь… бу… — прохрипел тот. — Твой брат Хасан… женится…

Воины онемели. Иса так и застыл, приподнимаясь.

— Что?! — наконец выдавил он. — Женится?

— Позволь, повелитель, — торопливо начал Рошан, — я разберусь. Дело в том, что…

Время было упущено. Иса окончательно соскользнул в пучины сумасшествия.

— Ты издеваешься, собачья отрыжка! — взревел он. — Деяния твои переполнили чашу запретного! — Иса обернулся к страже: — Эй, кто там! В зиндан его!

Гебр отреагировал быстро. Сбил с ног одного, другого, но силы оказались неравны. Стражники скрутили его и поволокли. Загремел по полу оброненный посох.

Рошан обернулся и закричал:

— Керим! Сабих! Не давайте ему воли! Он погубит Манбидж!

Один из стражников саданул гебра рукоятью меча в висок. Голова Рошана откинулась.

— Безумец! Безумец! — пронеслось по залу.

— И кафир, — вторило в ответ. — Кафирам нет веры!

Иса скрючился, словно у него болел живот:

— О Аллах! Враг у стен города, а тут… Разве недостаточно жен моему брату? Аж печень заныла от таких слов! Франка — казнить, — буднично добавил он. — Или нет! Отправьте с ответом к Балаку. И несите сюда обед.

И который раз проклял Керим свой болтливый язык. Трусливую натуру, во всем ищущую выгоды. Умолчи он о франке — скольких бед удалось бы избежать! Но теперь поздно стенать и рвать волосы.

Надо спасать себя.

И город.

Евнух с опаской оглянулся на дверь. Там бушевала буря, Иса чудесил. Он отправил к Балаку франка, не дав тому отдохнуть и залечить раны. Сабих пытался отстоять Рошана, но Иса лично проследил, чтобы гебра бросили в зиндан.

Во франкских землях безумного правителя живо бы укротили, но мусульмане слишком почитают закон. Ни у Керима, ни у Сабиха не хватало духу взять власть над городом. Оба это понимали. И оба знали, что дальше так продолжаться не может.

— Нет мощи, кроме как у Аллаха! — выдохнул Сабих. — Керим, что делать-то? Плохо Исе. Совсем больной стал. Заговаривается.

Казначей закивал в такт:

— Пропали мы, Сабих. Ай, съест нас злой Балак! — Вельможи посмотрели друг на друга. Как всегда в минуту опасности, их умы посетила одна и та же мысль.

— А что, если?..

— Именно! Идем же немедленно.

Вопрос «куда?» Керим даже задавать не стал Конечно же, на башню Тайных Заговоров. Куда же еще? Пока вельможи шли, навстречу им не раз попадались слуги и невольницы. В глазах их застыл ужас. Дьявол недаром носит имя Иблис, что означает «отчаяние».

Лишь на башне сановники смогли перевести дух. Керим вытянул шею, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Пахло дымом и солью. Ветерок доносил тонкий аромат цветущих яблонь, и сердце отзывалось болью.

Аллах великий, в чем провинились мы?.. Перевалил через середину раби-аль-аваль — сияющий весенний месяц. Манбидж окружен садами, но что останется от великолепия цветущих яблонь, вишен, груш, когда уйдет враг? Уже сейчас поблескивают рубины огоньков меж деревьями. Каждый в чадной оправе дыма. А дальше?

— От Исы надо избавляться. Чуешь, Сабих? — Евнух со значением посмотрел на начальника стражи.

Тот соображал быстро:

— Яд?

— Нет. Пусть со стены свалится. Ненароком.

— А вместо?..

Оба помрачнели. Самый плохой господин лучше безначалия. Требовался человек достаточно сильный, чтобы удержать город. Хасан при всех его недостатках годился на эту роль. Но Хасан в плену, и поди знай — жив ли?

— Рошан, он…

— Что ты сказал?!

Керим вскинул голову. В голосе его прозвучали сварливые нотки:

— А что? Он кафир, но это поправимо. Пусть признает, что Аллах велик и нет у него товарищей. Раздаст милостыню, наконец… Будь он мусульманином, я первый отдал бы ему город. Хасан вообще нас хотел Жослену продать!

— Тот хотя бы человек книги. — Заговорщики понурились. Отдать Манбидж христианам — это еще туда-сюда. Но язычнику, огнепоклоннику…

— Без Рошана никак, — после паузы признал Керим. — Я не знаю никого под знаменем Манбиджа. кто может спасти нас.

— Если Балак, конечно… — Сабих энергично рубанул себя ребром ладони по горлу. — Тимурташ, Бурзуки… Кроме гебра. Эх!

В минуты высшего волнения начальник стражи выражался афористично. Но Керим давно знал своего приятеля. Сказанное переводилось так:

«Ты прав во всём. Нам не устоять против сплоченных сил ислама. Союз трех эмиров — Балака, Тимурташа и Бурзуки — гибелен для Манбиджа. Лишь в Рошане наша надежда. Но он, к сожалению, кафир. Я не смогу дать войск ему под начало, потому что мои единоверцы проклянут меня. Но если Балак возьмет город, нам всем не жить. Нет силы и мощи, кроме Аллаха славного!»

— Вот и ладушки, — обрадовался евнух. — Я поговорю с Рошаном. Ты же собирай воинов.

— Если да, то так. Иначе — ахират нам всем. Аллаха молю, чтобы!

Перевода не требовалось.

Всё в мире творится по воле Аллаха. Всходит и заходит солнце, растет трава. Жеребцы покрывают кобылиц. Ничто не случается помимо Всевышнего.

Отчего же допустил он столько крови и боли? Как? Зачем? Когда ворвавшиеся в расположение обоза курды зарезали смешного мальчишку-оруженосца, Марьям впала в оцепенение. Тот ведь даже не сопротивлялся! Зачем?! А остальные?

Пути-дорожки вновь привели ее к Манбиджу. Права оказалась кладбищенская ведьма. Судьба назначила Марьям оставаться вечной пленницей. У франков, у Балака.

Скорее бы всё закончилось!

Голоса спорящих доносились до Марьям словно издалека. От курдов, охранявших ее, нестерпимо воняло жиром, конским потом и человеческой кровью. А еще — сталью.

— Беру в свидетели того, кто осветил небеса и землю — я знаю шариат! Хорошо знаю, не хуже тебя, дядя!

— А я говорю, нет! — Бородач в рваном окровавленном казаганде схватил Марьям за плечо, встряхнул. — Таково твое благочестие, Тимурташ? — При каждом слове голова девчонки тряслась, как у тряпичной куклы. — О, зачем дожил я до этого дня! Войти к женщине после гнусного франка, не очистив ее!

— Но выслушай мою историю, дядя!

Бородач отшвырнул девушку к ногам курдов, и та поспешила уползти прочь. От страха перехватывало дыхание. Несмотря на это, Марьям успела заметить, что страшные бородачи похожи друг на друга. Так один лев походит на другого. Старшему прожитые годы добавили солидности и мощи. Младший выглядел утонченным, почти изнеженным. Если бы не шрам через всё лицо и не пустота в глазах, выдававшая склонность к припадкам безумия, его можно были бы счесть красивым. Щегольской халат Тимурташа блистал свежестью и красотой. Балак же не соизволил даже переодеться после битвы.