Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – воин Господа

Сигизмунд благочестиво перекрестился. Бернард взглянул на меня с укоризной.

– А ты почему не подобрал себе доспехи?

– Маловаты, – соврал я, потом подумал, что они в самом деле могли быть маловаты, я ж не примерял. – Да и вообще... как-то не до них было.

Бернард проворчал:

– Когда-нибудь всерьез доберемся до южных земель!.. И снова золото... Понимаешь, Дик, после той битвы... я тебе не рассказывал? Мы едва держались на ногах, но... тут-то началось самое интересное! Даже простые солдаты Юга богаче наших рыцарей, а их рыцари богаче наших королей... Мы снимали с убитых золотые кольца, срезали золотые амулеты с драгоценными камнями, вспарывали подкладки кафтанов, там всегда золотые монеты...

Сигизмунд удивился:

– Зачем?

– Увы, в жизни бывает всякое... Попав в плен, можно попробовать откупиться. Да, так вот, Дик, у многих мечи были с золотой насечкой, с драгоценными камнями в рукоятях, даже уздечки украшены золотом и драгоценными камешками. Мы видели неслыханное богатство тех стран...

– Могли бы раскошелиться на хорошие доспехи, – сказал Сигизмунд. – Что ж они так?

– Эх, сэр рыцарь, это при их-то жаре? Это наше счастье, что у них доспехи не вошли в обычай. Иначе они бы гномам за их деньги такие заказали...

Я вспомнил того злодея, что истоптал меня, как щенка, плечи передернулись сами по себе.

Над головой послышались протяжные крики. По небесной синеве плыла крупная гусиная стая. Птицы мерно и лениво взмахивали крыльями, словно не летели, а плыли по теплой спокойной воде. Бернард вскинул голову, облизнулся.

– Эх, какие жирные... Асмер, у тебя ж стрела уже на луке!

– Ну и что? – удивился Асмер.

– Стреляй, гад! Не томи.

Асмер сказал смеясь:

– А хочешь, собью даже без стрелы?

– Ну да, – возразил Бернард, – камнем не добросишь!

– При чем тут камень? Только натяну тетиву... гусь сам упадет.

– Договорились, – сказал Бернард. – Если собьешь гуся без стрелы, всю дорогу буду нести стражу за тебя. Если нет – ты за меня. Хорошо?

Асмер поднял лук, быстро прицелился. Гуси неслись уже над самыми головами. Асмер натянул тетиву До отказа, отпустил... тетива грозно зазвенела. Мы все стояли, как идиоты, запрокинув головы. Понятно же, с чего бы гусю падать, но вдруг самый задний сделал рывок, задергался, а потом сложил крылья и понесся вниз.

Сигизмунд завопил, конь под ним взвился и понесся в ту сторону, куда падал гусь. Мы стояли обалделые. Асмер расхохотался. Бернард сжал кулаки, сказал зло:

– Что, магией балуешься? Отец Совнарол, не пора ли его на костер?

Ланселот отодвинулся от Асмера, на удлиненном аристократическом лице медленно проступило нечто похожее на страх и отвращение.

Асмер сказал невинно:

– А какая разница, магия или как? Ночью сторожить – тебе!

– Я не отказываюсь, – буркнул Бернард разозленно. – Но тебе за такие штучки гореть в аду!

Сигизмунд подхватил ударившегося оземь гуся, развернул коня и понесся обратно. Гусь трепыхался во вскинутой руке.

Ланселот сказал строго:

– Если это убито магией... Асмер, я есть не стану.

– Магией, ваша милость, – ответил Асмер смиренно. Он повернулся к Бернарду. – И ты не будешь?

Бернард заколебался.

Сигизмунд смотрел на одного, на другого, наконец до него дошло, он с отвращением швырнул гуся наземь, сказал с достоинством:

– Когда в пути, можно, наверное, добывать еду и магией. Только я тоже этого гуся есть не буду.

Совнарол сказал строго:

– Это нечестивый гусь! Проклятие тому, кто станет есть добытое кражей, обманом или нечестивой магией.

Асмер вздохнул, сдаваясь, сказал:

– Отец Совнарол, светлость, ну какая магия? Просто я охотник, а эти все недотепы. Вокруг меня одни недотепы, представляете? Только вы, ваше преподобие, конечно же, дотепа, И глаз у меня острее, чем у этих кротов... Слепому ж было видно, что позади стаи летит самый крупный гусь, а такие всегда идут во главе клина, верно? Присмотрелся, а он ранен, перья на груди в крови!.. Какой-то недотепа вроде Бернарда ранил, а убить не сумел... Гусь тянется за стаей из последних сил, его не зря определили в самый конец, там лететь проще... Когда он услышал звон моей тетивы, сразу вспомнил такой же звон, после которого стрела больно саданула в грудь. От ужаса раненый гусь изо всех сил рванулся вверх, чтобы уйти от этой второй стрелы, что на этот раз наверняка убьет... рана открылась, жилы порвались, и он рухнул Сигизмунду в цепкие лапы.

Сигизмунд покачал головой, но все равно ушел к коням. Совнарол перекрестил Асмера, потом гуся, однако ни тот, ни другой не вспыхнули адским огнем и не превратились в демонов. Бернард сказал разочарованно:

– Асмер, вечно ты все испортишь! Так было красиво думать про магию...

Асмер сказал ехидно:

– Даже от гуся бы отказался, лишь бы меня на костер? Ну ты и гусь...

По дороге к Зорру мы дважды встретили крупные отряды степняков. Первый раз почти всех перебили, мало кто удрал, а во второй раз, когда степняков было раз в пять-шесть больше, мы перебили половину, остальные сдались, ибо их лучшие воины падали под ударами наших мечей, а мы оставались невредимыми. Каждый удар меча рассекал противника до пояса, если не до седла, а мы отделывались в худшем случае кровоподтеками.

Наши могучие кони высились над их коротконогими лошадками, как над козами, наши доспехи выдерживали все удары, только звон разносился над полем, будто лупили молотами по листам железа.

Бернард, весь залитый чужой кровью, гаркнул:

– Сэр Ланселот! Вы видели, как дрался Дик?

Сигизмунд заворчал, он подобное оскорбление принимает как личное, хотя я ему уже дал понять, что так нужно, что это у меня обет такой, что я так искупаю и все такое.

Ланселот взглянул на меня без всякого выражения. Бернард что-то пошептал ему на ухо. С другой стороны подъехал Асмер, тоже настойчиво заговорил с Ланселотом. Тот поморщился, кивнул мне:

– Дик, слезь с коня и преклони колено.

Я послушно соскочил на землю, без доспехов я чувствую себя намного лучше, бросил поводья Сигизмунду, а сам опустился на колено.

– Властью, – проговорил Ланселот сурово, – данной мне королем, я произвожу тебя, Дик, в сержанты.

Бернард что-то сказал вполголоса, я не расслышал, но тон был укоризненный. Ланселот поморщился, но добавил:

– За твое мужество, отвагу и воинское умение. Можешь встать.

Я поднялся, поклонился и, чувствуя, как всем хочется побыстрее закончить с этой церемонией, снова вскочил в седло. Сигизмунд преувеличенно почтительно передал мне повод коня. Наши взгляды встретились, в его глазах кипел праведный гнев. Я взглядом велел ему помалкивать.

С запасными конями мы мчались на рысях, а то и галопом, лишь бы разрешала дорога. Время от времени останавливались пересесть на свежих, только мне этого не требовалось, мой конь выносливостью походил на автомобиль. Знать бы только, где у него датчик бензина. Правда, если бензин – трава, то заправляться можно где угодно. Не зря же он иногда срывает по дороге ветку и мигом перемалывает в пасти. Этот конь выглядит куда серьезнее и солиднее меня.