Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – воин Господа

Еще две стрелы ударили над головой. Похоже, пугают, не хотят, чтобы высунулся или поднял голову. Значит, под прикрытием «огня» подкрадываются ближе. Если тактика слоновьей атаки, которую изучают в наших генштабах, и непригодна для ракетно-ядерных войск, то вот огневое прикрытие наверняка изобрели еще неандертальцы, забрасывая противника булыжниками.

Я отполз от камня, меч уже переложил в правую руку. Внезапно через камень бросились сразу трое. Наверное, готовились обрушиться на спрятавшегося врага, и потому лезвие моего меча разрубило двоих раньше, чем они успели подняться с того места, где я лежал минуту тому назад. Третий едва успел замахнуться ножом, как я всадил в него длинное лезвие невиданным здесь, но зато самым эффективным приемом, как вынужденно признал все видавший Бернард, – прямым колющим вперед.

Глаза степняка выпучились, он даже не успел сообщить, что же его убило, ведь я не вздымался в богатырском замахе, не вскрикивал, не сопел, не выкрикивал проклятия. Просто его пронзила холодная сталь хотя никто не умирает сразу, это только в кино злодеи-статисты по двое-трое падают от одного выстрела в их сторону, но он ощутил, что этот удар – смертельный, и потому даже не пытался ухватить меня, свернуть шею укусить или хотя бы плюнуть в мою сторону.

Он просто опустился мне под ноги, пригнув к земле и мой меч, я уперся в его живое тело, оттолкнул, освобождая меч, и мы отступили друг от друга. Он начал умирать, хотя еще мог бы жить долго, а я торопливо зыркал по сторонам.

Странно, никто не стрелял, не шуршал, не подкрадывался. Наконец до меня дошло, что стреляли и подкрадывались те уцелевшие, что успели свалиться с коней, а остальных горная лавина унесла к самому подножию.

И все-таки я конформист, мелькнула мысль. Самый настоящий. Кирпичик общества. На чьей телеге еду, того и песни пою. А если бы я оказался в шайке разбойников? Наверное, вместе со всеми убивал бы и грабил, ибо у разбойников тоже есть жизненная философия, некие ценности и веские оправдания, почему они поступают именно так.

Или все-таки в этом рыцарском обществе нашлось нечто, что настолько задело меня, насквозь прагматичного, технезированного реалиста, уже все повидавшего, испытавшего и разочарованного, несмотря на свои двадцать пять лет?

Нет, это я себе льщу, а на самом деле...

Снизу прилетела стрела, больно кольнула в ногу, пробив сапог. Я подтянул ногу за камень, стрела завязла в толстой коже сапога, рана пустяковая, снизу стрелять непросто, гравитацию пока что никто не отменил.

Доносились голоса, неуверенные, злые. Я сжал молот, задержал дыхание, ноги, как пружины, подбросили меня над уступом, я метнул молот раньше, чем выбрал цель, молот распорол воздух. Треск, крики. Я поймал за рукоять, швырнул снова. Инстинкт велел бросать в оскаленные хари, явно жаждущие моей смерти но разум холодно направил стальную болванку в каменный гребень. Сухой удар, грохот, крики раненых, тяжелый стук камнепада, что снес этих троих да еще и передавил не один десяток героев, что торопливо карабкались снизу.

Пользуясь передышкой, я передвинулся пониже. Когда новый отряд поднимался, уверенный, что я чуть ли не на гребне, я встал в десяти шагах над ними, молот снес первую группу с той легкостью, как будто это были простые деревянные кегли.

И снова я опустился перебежками еще на сотню метров. Еще немного, и я окажусь на узкой тропке, где помчусь как горный баран вниз, фиг догонишь... Это оказалось ошибкой, ибо они, оказывается, поднимались тремя группами. Две, уцелевшие, зашли со спины. Я успел дважды метнуть молот, потом схватился за меч и рубил, переступал через трепещущие тела, снова рубил, пот уже заливал глаза, однако ноги все еще перешагивали через трупы, я ухитрялся двигаться и везде оставлял стонущие тела, брызги крови на стенах, отчаянный вой и проклятия умирающих.

Меч, весь красный, как зарево заката, часто вспыхивал дивным огнем и становился чист, но руки уже налились свинцовой тяжестью. Я прокричал:

– И что же, так и будете лезть мелкие, как мыши? Где ваш вожак? Или он трус?

Парировал удар топора, снес голову, принял на щит Удар справа, а меч уже отрубил руку с топором слева. Впереди стена из щитов, поверх торчат железные шлемы, в квадратных отверстиях блестят испуганные глаза.

Я хрипло расхохотался:

– Подлые вороны! Да здравствует рыцарство...

Стена изломалась перед моим натиском, вмялась, как под ударом кулака размером со скалу. Я двинулся в пролом, рубил, сшибал с ног, щит постепенно превращался в щепки, а все тело сотрясалось от ударов. Но все равно никто не посмел сразиться один на один, и, когда я остановился перевести дух, я видел только испуганные лица, в ушах звенело от истошных воплей.

Голову потряс страшный удар. В черепе раздался оглушительный звон. Я начал поворачиваться в ту сторону, успел услышать, как на каменный пол рухнул тяжелый боевой молот, который швырнули мне в голову. Второй удар обрушился между лопаток. Я слышал, как треснули какие-то кости, тут же еще один удар, самый страшный, снова в голову...

Я рухнул в черноту раньше, чем на камни.

В черепе стреляло острой болью. Я наконец сообразил, что если не дергаться, вообще не шевелиться, то боль спит. Осторожно приоткрыл глаза. Ага, полулежу в кресле, прикованный за ноги, за руки. Даже мое горло охватывает металлический обруч. Тело саднит, в голове все еще тупой звон. Перед глазами некоторое время двоилось, затем туман рассеялся, глазные яблоки поймали фокус, и я с предельной четкостью увидел, где я и куда попал.

Просторный зал, яркий и с хорошей архитектурой. В высоких арках чувствуется вкус, потолки расписаны летающими бабами, сочными и мясистыми, с розовыми задницами и аппетитными грудями. На стенах тоже бабы, но в окружении столов, что ломятся под огромными ломтями жареного мяса, кусками рыбы, вазами, где не помещаются сочные груши и гроздья винограда. Кое-где эти бабы, захмелев от вина, лежат в сладком изнеможении, бесстыдно раздвинув ноги, томные и готовые принять, застонать от страсти...

Из ушей словно выдернули заглушки, я услышал голоса, шум и выкрики за ближайшим окном. Оттуда потянуло свежим ветром, сухим воздухом. Я приподнял задницу, ухитрившись из полулежачего положения перетечь в сидячее, перед глазами появилась и нижняя половина роскошного зала.

За уставленными едой и питьем столами в самом деле сидят и возлежат красивые мужчины и женщины. Уже в реале. Голоса сливаются в ровный приятный гул. Слышится музыка. Приятная, веселая, игривая, совсем не церковная. Пока я разглядывал все, стараясь понять, куда я попал, сбоку появился человек в длинном халате, с остроконечным колпаком на голове. Из широких длинных рукавов появились худые бледные руки, я услышал монотонный голос.