Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – воин Господа

– Господи, – взмолился я. – Если ты в самом деле есть... а сейчас мне хочется, чтобы ты был, то прими его душу! Он грешник, великий грешник, но в последний миг он стал другим!.. И не слушай ты его, что он тебя не принимает! Зато ты прими его, прими...

Конь нес меня через чащу. Я то и дело терял сознание, а когда наконец очнулся, вокруг чернота, конь стоит, повесив голову, а меня трясет от холода. Но вокруг меня что-то происходило, я видел желтые глаза. Потом послышалось рычание, на грудь бросился крупный зверь. Я вдохнул его шерсти, закашлялся, в висках взорвалась боль, я рухнул во тьму.

На этот раз я возвращался в сознание очень долго. Тела не чувствовал, вместо него огромная бесформенная глыба, распухшая, с изломанными костями. Пахнет железом, горящим углем. На миг почудилось, что я снова в пыточной, затем издали донеслись частые удары молотков. Так стучат в кузнице, вот удар мастера, у него легкий молоток, а вот тяжелые удары подмастерьев, у них пока только сила, умение придет потом, не скоро, если придет вообще...

Послышались шаги. Я не мог повернуть голову, но голоса расслышал отчетливо. Один, низкий и гулкий, словно шел из самого брюха, прогудел недовольно:

– Он же почти труп... И охота тебе возиться?

Второй голос ответил, настолько низкий, что я представил, как он выходит вообще из сапог говорящего:

– Зато посмотри, какие руки! И ноги. И спина широченная. Знаешь, сколько руды сможет таскать за один раз?

– Если захочет...

– А куда денется?

– Как заставишь?

– Ты ж видишь, это из рыцарей. А они слово держат.

– Какой же он рыцарь?

– Ну и что, если без доспехов? С такой статью все равно становятся рыцарями. Главное – поймать на слове, понял?

Первый голос ответил искренне:

– Не, не понял.

– Эх... Так и ходить тебе в подмастерьях еще лет сто, пока не поумнеешь.

Я все-таки заставил себя повернуть голову. В шее стрельнуло, виски пронзило болью, потек жар, словно плавились мозги. Инсульт, что ли, подумал я вяло, да и с глазами что-то творится... с пропорциями.

Рука протереть глаза не поднялась, но поморгать сумел, хотя даже это простое движение наполнило болью. Я лежу на каменном топчане, подо мной пара толстых шкур, а в двух шагах пара гномов, каждый поперек себя толще, рассматривают меня один с надеждой, другой со скептицизмом.

– Привет, ребята... – прошептал я. – Вы вовремя... Я вам обязан.

Один толкнул другого:

– Видишь?

Второй гном скептически поджал толстые губы.

– Ну и что?.. Чувство благодарности – всего лишь чувство, а не руда.

– Наш Атарк говорит, что...

– Да брось ты про Атарка, – сказал второй гном зло. – Не так уж он и мудр. Хитер – да, но мудрость с ним и рядом не лежала. Ладно, дело твое. Если думаешь заполучить человека в рабство, пробуй. Но, скажу тебе, это гнилое дело. Люди – вероломные существа. Если это рыцарь, то откажется и гордо умрет от своих ран. Если простолюдин, то согласится, а потом сбежит, чтобы остаться жить и плодить таких же вероломных и подлых людишек.

Первый гном, явно поколебленный, повернулся ко мне.

– Человек, – сказал он, – ты сильно ранен. Изранен, да? Я могу позвать наших лекарей, они умеют многое... Но чем ты заплатишь?

Я ответил слабым голосом:

– Чем скажешь. Жизнь – самое ценное. Сколько бы ни заплатил... и чем бы ни заплатил... все равно в долгу.

Он кивнул, победоносно посмотрел на приятеля. Тот заворчал, посмотрел на меня с озлоблением.

– Кто ты? – спросил первый гном.

– Человек, – прошептал я. – Мы везли очень ценные доспехи...

– Доспехи? Ценные?

– Да, – ответил я. Увидев, как блеснули глаза гнома, добавил: – Они из простой бронзы! Ковали простые кузнецы, не очень умелые. Но доспехи носил человек, память о котором нам очень дорога.

Гном помолчал, лицо перекривилось в брезгливой гримасе.

– Я сталкивался с такой дурью у людей, но ее понять невозможно. Вещь ценна сама по себе, а не потому, что ее потрогал великий король или самая красивая в мире женщина. И что ты готов заплатить?

Перед мысленным взором встали сожженная земля, обгорелые трупы, горящие дома и посевы, вырубленные сады... И как наяву вдруг увидел отчаянные глаза принцессы. Она смотрела молча, но в ее глазах я видел мольбу. Мольбу и страстное желание, чтобы доспехи святого Георгия оказались в Зорре, спасли ее королевство.

– Все, что у меня есть, – ответил я. – Все, что смогу добыть своим мечом или своей волей.

Гном буркнул:

– Ото! Видно, кто-то очень сильно в этом нуждается. Пожалуй, это стоит принять... Ты соглашаешься на добровольное рабство! На рабство всю свою жизнь, а если я погибну, то останешься в рабстве моей семьи. А если даже исчезнет и семья, то у меня много родни, далекой и близкой. Ты согласен?

Я сказал охрипшим голосом:

– Да. И пусть весь мир будет свидетелем.

Он потер ладони, осмотрел меня с головы до ног, взгляд у него был взглядом собственника крупного рогатого скота. Из-за его спины вышли двое, такие же широкие, могучие, настоящие дети земли. Я видел, как поблескивают глаза из-под тяжелых бровей, самих глаз почти не видать, но искорки, как от слюды; потом один прогудел тяжелым голосом, напомнившим мне рев Бернарда:

– Нехорошо...

– Нехорошо, – подтвердил и другой, огненно-рыжий, тяжелый. – Нехорошо, Генельд!

Гном возразил:

– Хорошо! Ты посмотри, какой здоровый. Подлечим, он у меня один сможет в нижнем забое руду добывать!

– Нехорошо, – повторил рыжий гном. Он обратился ко мне: – Мой друг Генельд пошутил. Он не жадный, он им только прикидывается.

Генельд заворчал, чувствуя, что добычу вырывают из цепких рук.

А рыжий гном сказал:

– Меня зовут Атарк, я – вождь этого клана. Мы залечим твои раны, а потом отпустим. У вас, людей, есть странная особенность... Нам это непонятно, но вполне устраивает. Герою лучше дать свободу, он приносит пользы больше, чем с ошейником раба в моей же каменоломне. Так что утром ты свободен...

Утром, когда я раскрыл глаза... – к своему удивлению, оба, – я зверски хотел есть. Все тело зудело, чесалось, я исцарапал себя до крови, выл от наслаждения, и лишь во время этого приятного процесса сообразил, что на моем теле от всех ран остались только быстро исчезающие багровые шрамы.

А когда наконец осмотрелся, у моего изголовья стоял молот. Мой драгоценный молот. Атарк явился в момент, когда я вертел молот в руках, удивляясь, как же гномы смогли взять его в руки, как вообще отыскали.

– Хороший молот, – сказал он одобрительно. – Сейчас такие не делают.

– Как вы сумели?

Он удивился:

– Так он же помнит руки гномов! А как бы его ковали, если бы и кузнецам плющил пальцы?.. И отыскали довольно легко, хотя на него навалили груды камней. Что нам камни, мы с ними всю жизнь работаем, мы их знаем. А они – нас. Это твой молот, возвращаем его тебе. Но я пришел не за этим. Ты помнишь наш договор?