Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи

Лекарь снова поклонился и вернулся к своим. Невысокий Анатис с мягким, почти женственным лицом остался на месте.

— Могу я приступить к своим обязанностям, капитан? — спросил он у Скилганнона.

— Конечно. Мы благодарны тебе за помощь.

— Я бы мог сделать больше, если бы люди не так старались изрубить друг друга на части, — устало улыбнулся помощник лекаря. — Дайте мне несколько человек, чтобы отнести тяжелораненых в безопасное место. Кажется, здесь недалеко есть вода.

— Есть.

— Раненых лучше всего уложить там, и те, кто ранен не в живот, смогут пить вдоволь. — Он отошел на дорогу, и Алагир, велев Гильдену оказать ему содействие, сказал Скилганнону:

— Не знаю, кто у них генерал, но он, надо признаться, поступил хорошо.

— Да, это красивый жест, но еще и хитрый ход. Его люди знают, что в случае ранения их не бросят, а будут лечить. Мы же, приняв его помощь, вряд ли бросимся добивать раненых гвардейцев. Он умеет думать.

Их разговор прервал стук копыт — Декадо ехал шагом от пруда.

— Ты нас покидаешь? Так скоро? — спросил, подойдя к нему, Скилганнон.

— Боюсь, что да, родич. Эта война никогда не была моей. Я оставался, пока думал, что победа возможна.

— Что ж, удачи тебе, Декадо.

— Ты не просишь меня остаться? — улыбнулся тот. — Не взываешь к моей преданности?

— Нет. Спасибо за то, что ты сделал для нас сегодня. Ты отменный воин. Может быть, мы еще встретимся, в лучшие времена.

Сказав это, Скилганнон отвернулся и пошел к Друссу, стоявшему в стороне от других.

— Неважные дела, — сказал Друсс.

— Неважные, — подтвердил Скилганнон. — В мастерстве мы не уступаем им, но их больше, и следующий день будет за ними. Мы выдержим разве что две или три атаки.

Друсс кивнул. На виске у него виднелся громадный синяк со струйкой засохшей крови.

— Скверно выглядит, — заметил Скилганнон.

— Изнутри еще хуже, — признался Друсс. — У Харада, должно быть, череп проломлен. Чертовски больно.

Легендарные несли мимо них раненых.

— Так ты побудешь с нами немного? — спросил Скилганнон.

— Думаю, так будет лучше. Харад славный парень, но в этой свалке нужно еще кое-что, кроме упрямства и храбрости. — Друсс усмехнулся, глянув на Алагира. — Приятно снова видеть эти доспехи. Они ему к лицу.

— Он хороший человек.

— Дренай. Для меня этим все сказано.

Солнце село за горы, и стало быстро темнеть. Скилганнон, сидя на камне, чистил свои мечи. Он поднес Меч Ночи к глазам, чтобы лучше его рассмотреть, и у него перехватило дыхание.

В блестящей стали отражалась бледная, мерцающая храмовая гора с Небесным Зеркалом на вершине. Скилганнон оглянулся и не увидел ничего, кроме огромного кратера, где погиб Багалан.

Он снова посмотрел на то, что отражалось в мече, спрашивая себя, уж не сходит ли он с ума.

— Нашел время любоваться собой, — сказала, присев рядом с ним, Аскари.

— Посмотри сюда и скажи, что ты видишь. — Он передал ей клинок.

— Бывало и лучше, — сказала, поглядевшись, Аскари. — Лицо все грязное.

— Не так. Поверни клинок и посмотри вниз. Аскари изменилась в лице и тоже оглянулась на кратер.

— Что это значит?

— Я всегда говорил, что это защитные чары. Они могут обмануть глаз, но не зеркало.

— А что ты собираешься делать?

— Все во мне требует, чтобы я остался здесь и встретил врага, — вздохнул Скилганнон. — Но я пришел в мир не для этого. Я пришел положить конец царству Вечной. Здесь я сделать этого не могу. Мне нужно проникнуть в храм.

Ставут ни на миг не обрадовался победе, хотя бы и временной. Для него этот день был наполнен ужасом. Уже в первом бою, где был сражен Харад, погибли восемь дорогих ему джиамадов, и еще трое получили тяжелые раны. Придя сюда, они увидели, что Легендарные гнутся под напором врага. Шакул, не дожидаясь приказа, ринулся в битву и заработал еще несколько неглубоких ран. Раненые джиамады, отставшие по дороге, дотащились до них только ночью. Одним из них был Железный, совсем недавно вступивший в стаю. Его, поддерживая, вел тощий Уголь. Железный дышал тяжело, из продолговатых челюстей текла кровь. Ставут подбежал к нему и вместе с Углем усадил на землю. Железный привалился к скале.

— Как ты, дружище? — Ставут положил руку ему на плечо.

— Больно. Темно. Хочу солнце.

— Сиди тихо. Я приведу тебе лекаря.

Раненых снесли к пруду. Маленький Анатис зашивал рану на плече солдата, и Ставут этого солдата узнал. Барик, тот самый, который поругался с ним и чуть было не вызвал драку между джиамадами и Легендарными.

— Один из моих ребят серьезно ранен, — сказал Ставут лекарю. — Ты что-нибудь понимаешь в джиках?

— Я не лечу зверей, — не поднимая глаз, бросил тот.

— Ну так тебе никого больше не придется лечить, ублюдок! — Ставут вытащил саблю, и лекарь в ужасе откатился прочь.

— Эй, Ставут, полегче! — вмешался Барик. — Этот человек пришел нам помочь. Погоди его убивать, пусть зашьет сначала мою прореху.

— Мои ребята гибли за твое дело, дренай! Самое меньшее, что ты можешь сделать — это позаботиться о тех, кто еще жив.

— Согласен. — Барик зажал рукой кровоточащую рану и сказал Анатису: — Если не возражаешь, я подожду, пока ты осмотришь его друга. Хорошо?

— Да он просто безумец! — прошептал лекарь.

— По-твоему, люди в здравом уме поперлись бы в эту пустыню, чтобы здесь помереть? — засмеялся Барик. — Ступай займись зверем.

Ставут с лязгом бросил саблю на камни.

— Извини, лекарь. Ты ведь поможешь мне, правда? Анатис встал и надел на плечо лекарскую сумку.

— Я не знаю, как влияет смешение на строение тела, но сделаю все, что могу. — Над скалами светила луна. — Надо было фонарь захватить, — сказал лекарь.

Железный едва дышал, прислонясь головой к скале.

— Она на меня не набросится? — спросил лекарь.

— Нет. — Ставут нагнулся над раненым. — Это я, дружище. Привел человека, который тебе поможет. Понимаешь? Полечит твою рану.

Анатис отвел в сторону руку Железного, которой тот зажимал колотую рану в груди. Запекшаяся на шерсти кровь продолжала бить из раны маленькими фонтанчиками. Железный закашлялся, и кровь брызнула Ставуту на лицо и грудь.

— Только не надо бежать за саблей, — сказал лекарь. — Здесь я бессилен. Все указывает на то, что задето легкое и повреждена артерия — потому кровь и течет так сильно.

— Будь это человек, ты знал бы, что делать?

— Будь он человеком, он уже умер бы. И даже если бы человека с такой раной доставили ко мне сразу, спасти его я бы не смог. Предполагаю, что твой... друг не доживет до утра. Уложи его поудобнее, вот и все.

— А ты не врешь ли?

— Нет, дренай. Я не лгу там, где дело касается моего ремесла. Даже врагу. Будь у нас хороший свет и нужные инструменты, я попытался бы расширить рану и зашить артерию. Это причинило бы твоему другу страшную боль, и в сорока девяти случаях из пятидесяти он все равно бы умер. Но у меня нет ни того, ни другого, а он потерял слишком много крови. Силы его на исходе. Любая операция для него смертельна. А теперь извини, мне надо зашить рану тому солдату.