Гордон Диксон - Рыцарь-дракон

— И французские дворяне тоже, — подхватил король Иоанн. — Простые солдаты и особенно генуэзцы не должны лежать на поле; их мы похороним в стороне. Тут и говорить не о чем…

— Простите, — вставил Джим.

Какое-то мгновение граф и король не слышали его или просто не хотели обращать на него внимания. Наконец они медленно повернули головы и посмотрели на него.

— Думаю, это один из ваших англичан, — прошептал король.

— Да, к моему величайшему стыду, — зарычал граф, не отводя от Джима глаза. — Сэр, вы столь неотесанны, что я теряюсь в догадках, из какой глуши вы явились сюда? Мы с королем Франции беседуем…

Граф говорил с Джимом таким тоном, что тот едва не заскрипел зубами, однако попытался придать своему голосу столько спокойствия и учтивости, сколько смог.

— Я знаю, — начал он. — Ваше величество, милорд, прошу простить меня за вторжение. Я бы не осмелился вмешаться в вашу беседу, если бы не услышал, что вы собираетесь похоронить рыцарей с обеих сторон в общих могилах и построить часовни для молитв об их душах. Это прекрасная идея. Я бы хотел только обратить ваше внимание на то, что одного из павших сегодня рыцарей необходимо похоронить не здесь, а в другом месте.

Граф Камберленд вперил глаза в лицо Джима, и коротко подстриженная борода графа, не говоря уж о его седоватых усах, встала дыбом.

— Что еще за необходимость; кто он вообще такой?! — взревел граф. — Еще чего! Будет похоронен вместе с остальными! Иначе зачем строить часовню и говорить, что здесь лежат все англичане?!

— Боюсь, — выдавил Джим, с трудом сохраняя спокойствие и умиротворенность в своем голосе, — что это невозможно…

— Черт бы тебя побрал! — взорвался граф. — Это ты будешь мне тут говорить о необходимости, о том, что я чего-то должен?! Да где ты набрался наглости-то такой?! Я сказал, что он будет лежать здесь, и он будет лежать здесь! А теперь ступай прочь!

— Вы не понимаете, — отчаявшись, сказал Джим. — Я же говорю о сэре Жиле де Мер. О рыцаре, который, как мы уже говорили, спас принца от рыцарей Мальвина, посланных, чтобы убить его. Так неужели он не заработал права быть похороненным где он хочет и когда он хочет?

— Будет лежать вместе с остальными! — орал граф. — Пошел вон! Не то я тебя вышвырну отсюда!

— Вышвырнете отсюда, милорд? — впервые в голосе Джима зазвучал отклик давно охватившего его, но до сей поры сдерживаемого гнева. — С вами только четыре человека.

Он не стал говорить, что у него самого, напротив, пятьдесят воинов; впрочем, в этом не было особой нужды: глаза у графа были на месте.

— Пошел вон! — повторил милорд.

По природе Джим не был особенным упрямцем, но сейчас эта черта внезапно ожила в нем и расцвела пышным цветом.

— Я уйду после того, как вы хорошенько усвоите себе, что сэр Жиль, согласно его желанию, будет похоронен в море. Я дал ему слово, что так и будет.

— Да что мне твое слово! — взвился граф. — Ты думаешь, что я испугаюсь твоего красного щита или того, что о тебе рассказывают? Ты хочешь со своей горсткой людей вынудить меня делать то, чего желаешь ты, потому что я один? Не тебе решать это дело! Его уже решили — я и его королевское величество. Он будет похоронен вместе с остальными, и никто ничего тут не изменит. Я сказал!

Внезапное упрямство полностью овладело Джимом.

— В таком случае вы напрасно сотрясаете воздух; того, о чем вы говорите, не будет, — заявил Джим. — Я уйду. Но, уходя, еще раз повторяю, что сэр Жиль не будет похоронен на этом поле. Он будет погребен там, где просил, — в море.

Граф побагровел от ярости.

— С таким нахальством я еще никогда не сталкивался! — взорвался он. — Клянусь Небесным Воинством, ты можешь сколько угодно твердить, что твой приятель, этот чертов рыцарь, будет похоронен в море. Можешь даже попытаться утащить отсюда его тело. Но как только начнется перемирие — а это точно случится через двадцать четыре часа, а то и раньше, — я пошлю по твоему следу достаточно людей, чтобы они загнали тебя, как кролика, и вернули его кости и вонючую плоть на них туда, где они должны лежать.

— Вашей светлости не придется ждать двадцать четыре часа, — злобно прошипел Мальвин из-за спины короля Франции, — это обещаю я, министр Франции.

— Ну так попробуйте вдвоем остановить меня! — бросил Джим и развернулся, собравшись идти за телом Жиля — если он уже умер, — чтобы отправиться с ним к далекому Английскому Проливу, переплыв через который они оказались в этой стране.

— Минутку, — раздался голос Каролинуса.

На глазах у Джима вновь, будто из ниоткуда, к флагу вышел Каролинус. Вот только не на Джима он смотрел и не к Джиму обращался. Он говорил с графом.

— Не угодно ли вашей светлости выслушать меня…

— Ступай прочь, колдун! — взвыл граф. — Я не желаю больше слышать ни слова на эту тему! Вопрос исчерпан. Понял? Исчерпан. Вся власть здесь в моих руках, и я сказал, что будет дальше. Вам всем надо бы это понять.

Он опять повернулся к королю, будто затем, чтобы продолжить беседу. Каролинус вытянул руку и схватил Джима за плечо.

— Подожди здесь, — попросил Каролинус, сурово взглянув в лицо Джиму.

Джим не двинулся с места. Неожиданно стремительными шагами Каролинус направился к латникам, обступившим тело сэра Жиля, и скрылся в толпе. Джим ждал: однако, поскольку ничего не происходило, он опять повернулся лицом к королю и графу, оживленно обсуждавшим тему часовен, которые надо воздвигнуть на поле, чтобы можно было помолиться за тех, кто будет лежать в двух братских могилах.

Они по-прежнему не обращали на Джима ни малейшего внимания, а тому сказать было нечего. Так что он стоял себе и стоял, вполуха прислушиваясь к дискуссии. За беседой Джим следил не очень внимательно, потому что ум его был напряжен как никогда. Ему надо опустить тело Жиля в морские волны так, чтобы при этом ничего не случилось. Причем сделать это надо было уже не в уме, а на самом деле.

Тут вдруг перед его глазами мелькнула фигурка в голубом камзоле, и перед Джимом предстал принц Эдвард. Лицо юного принца пылало.

— Что я слышу, милорд! — обратился он к графу Камберленду. — Моему храброму сэру Жилю не разрешают покоиться там, где он пожелает?

С явным усилием граф Камберленд подавил чувства, которые давеча одолевали Джима. Он попытался вразумить принца.

— Дело всего лишь в необходимых условиях перемирия, о которых я, как представитель англичан, договорился с королем Иоанном, — сказал он. — Чтобы наше перемирие действительно имело место и удовлетворяло как Англию, так и Францию, мы решили построить на этом поле две часовни и вырыть две большие могилы — одну для французских рыцарей, павших в этой битве, а другую — для тех английских рыцарей, которых постигла та же участь. Быть погребенным там — большая честь, не говоря уж о том, что молитвы о душах павших, возносимые в этой часовне, будут весьма полезны погибшим.