Коллектив авторов - Бесконечная история

Гимли по-прежнему понимал далеко не все, так что Леголасу приходилось вполголоса вводить его в курс дела. Арагорн попытался прислушаться, но лихолесский принц шептал тихо, а уши у короля Гондора, к сожалению, были отнюдь не эльфийские. Фарамир, который в молодости провел немало часов в гондорских архивах, уже давно лежал на траве, пытаясь просмеяться, потом внезапно сел и с подозрением уставился на пришельца.

— Так вот что случилось со зданием, в котором хранились гербарии! — только и смог сказать младший сын Денетора, вытирая слезы. Потом потянулся к штопору. — Предлагаю первый тост, за дивные мордорские маки!

— Тогда уж и сразу второй — за короля Фелагунда, — сказал Леголас.

«Так вот это кто!» — возликовал Арагорн, а Гимли фальшиво затянул: «Я светлый Аман променя-а-а-а-а-ал…»

Финрод заразительно рассмеялся:

— Давайте тогда уж и сразу третий — за Саурона, благодаря упрямству которого мы с вами здесь собрались.

— Ага, — поддакнул Фарамир, — как здорово, что все мы здесь — а он где-то за Гранью.

— Вот же мерзавцы! — возмутился Саурон, который вместе с Мелькором два дня тайком колдовал над палантиром Ниенны (а вы попробуйте повторить такой трюк через окно!) и теперь наконец-то взломал защиту, поставленную Феанором.

— Да ладно, не переживай, — утешил майа Мелькор. — Они же тебя помнят. Вон, тост подняли даже, — Темный Вала утер скупую слезу. — Давай мы с тобой тоже выпьем.

— А мы-то за что?

— Гм… за Мордор?

И Темные силы соприкоснулись бокалами.

Московская тусовка толкинистов времен 90-х. Все события, кроме вымышленных, являются подлинными.

Ах, были же времена!

Были лыжи в синей изоленте и плащи из занавесок.

Были сборища в вестибюле станции метро «Академическая», где серьезный молодой человек в очках сурово спрашивал имя и квэнту. Попробуй, облажайся! Страж Белой Башни шуток не шутил!

Были хайратники из бисера. Пели Тэм и Йовин, вживую и на кассетах. Из рук в руки ходила Черная Книга — то самое, первое издание, под суперобложкой действительно черное и подписанное Ниэннах и Иллет.

И на страничках школьных тетрадок появлялись гербы эльфийских домов и сломанные мечи, и тихо-тихо мурлыкалось: «Как мне сказал один мудрец, кого убьют — тому абзац».

На этой-то песенке я и погорела. На песенке — и на крылатой звезде, нарисованной поверх теста по информатике.

Да-да, тогда тесты по информатике печатали на бумажках. И на уроках надо было верстать сайты под Netscape Navigator, и сайты ни хрена не работали, потому что в голове вместо hr и br крутились всевозможные руны.

Информатик у нас был колоритный: молодой, с длинными темными волосами, сероглазый. Красавец — глаз не отвести. Звали его…

А неважно, как его звали. Важно, что он спалил меня на рисовании сломанных мечей и крылатых звезд прямо на листочке с тестом. Хмыкнул — и промолчал.

Но после урока, когда я осилила-таки обтекание картинки текстом, серьезный учитель позвал меня в маленький закуток в кабинете. Там горой валялись материнские платы и паяльники, там стоял полуразобранный ЭЛТ-монитор, а еще там были три раздолбанных кресла и электрочайник.

Он сел. Мне сесть не предложил и суровым голосом начал говорить о… победе Света, о проклятии, лежащем на последователях Моргота. О том, что я заслужила строжайшее наказание, о том, что еретическую книжку он, конечно, читал, но ведь Свет…

Я была Светлой. Я всегда была Светлой, даже после прочтения ЧКА. Я слушала — и сгорала со стыда. Потом он отпустил меня жестом, исполненным поистине благородного великодушия. Даже двойку не поставил.

Больше он подобных разговоров не возобновлял. Я была озадачена. Я смотрела в серые глаза, мечтала о сказке наяву и в тихом восторге бегала на конюшню.

Жена его тоже у нас учительствовала. Была она страшнее хуорна и злее морийского балрога. Или мне тогда так казалось?

А потом настало лето. В каникулы можно было появляться на конюшне хоть каждый день и пробираться на лошади сквозь солнечную зелень, мечтая о чем угодно.

Но в сентябре сероглазого информатика в школе не оказалось. Я страдала.

Потом на Эгл пришли милиционеры — тогда они еще назывались именно так. На Мандосе они появились верхами, и сперва их называли назгулами или серыми посланцами Великого Орлангура и хохотали.

Потом пришлось признать, что силы закона победили и Свет, и Тьму по всем фронтам. Равно опечалились и Светлые, и Темные. Натуральные гоблины, впрочем, тоже расстроились: пиво в парках запретили пить всем, невзирая на наличие или отсутствие квэнты.

Через несколько лет я оказалась в помощниках у конных каскадеров. Песчаный плац на берегу речки-вонючки. Ватник под кольчугой, казацкое седло, джигитовка и теплая каша из овса и отрубей, в которой так здорово греть руки, застывшие на ледяной рукояти меча.

Я драила лошадей жесткими щетками, чтобы они блестели под софитами. Собирала на трюкачах хитрые системы из клизм, шлангов и резиновых изделий № 2, чтобы зрители поверили в реальность ран и смерти. Дежурила с огнетушителем на точке прихода. Помогала рыцарям во всем вооружении забраться в седло и приучала лошадей не бояться громыхающего железа. И смотрела, как старшие товарищи геройствуют и погибают, мечтая однажды присоединиться.

Иногда приходили люди просто поездить верхом. За деньги. Приходилось седлать для них лошадей и следить, чтобы эти самые лошади ничего с ними не сотворили.

И вот однажды пришла девушка, спортсменка, кажется, занимавшаяся выездкой. Пришла в белой блузке, белых же бриджах и высоких сапогах. Обсуждая с тренером план занятий, она заплетала светлые волосы в косу до пояса. Принцесса. Белая леди.

А я, с лопатой и мешком, собирала в деннике навоз.

Девушка прошла мимо, не удостоив замарашку из конюшни даже косым взглядом.

Когда наш единственный жеребец, гнедой красавец, пуще жизни любивший команду «Мотор!» и рыцарские турниры, ушел на плац под седлом девушки в белом, я вылезла с мешком до опилочницы.

У дверей конюшни сидел и курил… сероглазый информатик, которого я не сразу узнала. Впрочем, он меня не узнал совсем. Пришлось назваться — и он явно обрадовался.

Нагребая опилки в мешок, я задала вопрос, не дававший мне покоя много лет:

— Ты на Эгле был?

— Нет. Жена возражала. Да и дела, работа, денег не было…

— А это кто? — спросила я, кивнув в сторону плаца.

Он фыркнул:

— С женой я развелся. А кто это — угадай.

Угадать было нетрудно.

— А она… знает?

— Нет, — он вздохнул. — Но знаю я, и этого достаточно.