Коллектив авторов - Бесконечная история

Бессмертные не следят за временем, а ко всем остальным оно неумолимо. Остай старел и бегал уже не так резво, но своих привычек и крутого нрава не поменял. Митос старался щадить коня, чью светлую шерсть и гриву подбило сединой. Тому было все равно: он продолжал оправдывать свое имя и испытывать крепость костей и навыки своего всадника.

В одно сухое и жаркое утро Митос разругался с Кроносом и еле сдержался, чтобы не схватиться за меч. Лошади отдыхали в тени навеса после долгого перехода, но Митос вскочил на уставшего Остая и уехал в пустыню. Он хотел после этого перехода отправиться на восток, где у гор процветала новая цивилизация. В душе у него впервые за много лет разгорелось любопытство исследователя. Кронос же не видел смысла в этой поездке, ведь ему намного интересней были разбой и грабеж в небольших разрозненных городках. Старейший злился на брата и про себя ругал его последними словами. Он гнал коня весь день, пока тот не взбунтовался и не остановился сам, подняв облако мелкого рыжего песка. В досаде человек хлопнул животное по крупу и сильно натянул повод, призывая к послушанию. Конь выгнул шею и, закусив удила, вырвал ремни из рук всадника. Он взбрыкнул, встал на дыбы и, дико лягнув воздух, подпрыгнул вверх. Митос вцепился в гриву мертвой хваткой: он не собирался так просто сдаваться. Остай понял это и не стал тратить почти истаявшие силы на прыжки, а упал на бок и перекатился на спину. Бессмертный почувствовал, как затрещали ребра. Остай вскочил на ноги и оставил на земле человека и седло. Он оскалился, прижал уши, отбежал в сторону и зло глянул на хозяина в последний раз, после чего развернулся и помчался прочь. Митос с трудом встал на колени и кричал ему вслед, звал по имени и тер покрасневшие и слезившиеся от пыли глаза. Он знал, что не увидит его больше. Остай исчез за горизонтом, а человек все продолжал стоять на коленях и смотреть вдаль.

Ночью Митос спал, завернувшись в плащ, прямо на песке. Пришедшая утром песчаная буря убила его, и очнулся он с полным ртом и носом песка. К стоянке бессмертный добрался на третий день. Всадники уже свернули лагерь и собирались уходить. Кронос усмехнулся, когда Митос молча сел позади него на лошадь. Крупный рыжий жеребец перешел на неровную рысь, и Старейший с тоской подумал о том, какая была у Остая легкая и мягкая поступь…

Кто-то звал его по имени. Голова раскалывалась. Наверное, он все-таки проломил череп. Открывая глаза, Митос почти надеялся увидеть голубое аравийское небо, но над ним возникло только взволнованное лицо Маклауда. Тот что-то говорил, а звуки никак не складывались в слова. Маклауд ухватил его за руку и потянул вверх. Митос встал, покачнувшись на нетвердых ногах, и, когда его подвели к мотоциклу, почувствовал тошноту. Он дал усадить себя на мотоцикл и снова вцепился в Маклауда. И подумал, что в этой жизни с него хватит экстремальных катаний.

Альтернативная концовка «легендарных» эпизодов про Всадников

Когда в присутствии Митоса заговаривали об игре, противостоянии с высочайшими ставками, Старейший едва справлялся с желанием пресечь жалкие потуги и никчемные претензии.

Он-то знал толк в настоящей игре, как никто другой. Игре горячей, как секс. Жестокой, как любовь. Игре по самым высоким ставкам.

Она началась еще в их пустыне.

Митос, у которого отняли любимую рабыню, не спал всю ночь, он бродил по лагерю и пытался совладать со страхом. Страх оказывал на Всадника странное воздействие: он подавил в Митосе желание мстить Кроносу и он же непреодолимо гнал к шатру брата. Митос перестал бороться с искушением и откинул шкуру, прикрывающую вход в шатер. Картина, представшая перед ним, была слишком непривычной: Митос увидел брата, заколотого жалкой рабыней. Митос мог оставить все как есть и насладиться лицезрением униженного Кроноса, но он придумал лучший план. Он выдернул нож из груди Кроноса и дождался, когда тот придет в себя. Заглянув в мутные от боли и гнева глаза, Митос сказал: «Теперь ты мне должен, брат».

Кронос вернул долг нескоро, прошло несколько веков.

Лаиса Алкиниада, гетера из Фессалии, влюбилась в Митоса, но он не ответил взаимностью, потому как был влюблен в извечную ее соперницу — гетеру Таргелию. Лаиса не стала мириться с тем, что ее посмели отвергнуть, и обвинила Митоса в непочтении к Афродите. Не то чтобы Митос боялся смерти, но умирать именно в это время ему не хотелось — ему нравилась Греция, он не собирался уезжать из Фессалии в ближайшие… пару десятков лет? веков? Впрочем, ему и не пришлось. Коварную Лаису однажды утром обнаружили зарезанной в храме Афродиты. Кто-то вспорол гетере живот и из ее внутренностей выложил на каменных плитах храма странный символ. Для разгадки тайного смысла произошедшего были призваны жрецы, которые узрели в содеянном послание, восходящее к самому богу Хроносу.

Митосу не нужны были жрецы, чтобы понять: брат сравнял счет.

К некоторому огорчению Митоса, следующий удачный ход с бонусом в виде выигранного очка также достался Кроносу.

Святой Инквизиции не нравился один студент Гейдельбергского университета, питавший слабость к медицине. Посему студент был изловлен и брошен в застенки, где провел изрядное время, корчась от боли на дознаниях. Все прекратилось, когда доминиканец, знающий толк в настоящих пытках, надел на студента испанский сапог. В этот момент в пыточную, как потом рассказывали немногочисленные очевидцы, ворвалось исчадие ада: некто, облаченный в черный клобук, опустил свой двуручный меч аккурат в самый центр тонзуры. Череп монаха лопнул, и кровь щедро удобрила тело и одежду узника. К слову, студент не был удивлен, он разлепил залитые своей и чужой кровью губы, чтобы спросить: «Зачем ты здесь?» — «В этих краях слишком много наших, не хотел рисковать».

Далее баллы успешно раздавались той и другой стороне: старушка Европа ни дня не обходилась без войн и потрясений, так что опасность проиграть раз и навсегда существовала постоянно. Самое большое количество очков разыгралось во Франции во время всевластия ужасной гильотины. Митос наверстал упущенное за предыдущие века и отыграл целых три очка, когда спас Кроноса в Блуа, выкупив у тюремщиков за приличную сумму. «Пора бы уже понять, брат, что Франция — не твоя страна, — ворчал он, перерезая веревки на руках Кроноса. — Третья гильотина — слишком даже для тебя».

Кронос внял увещеваниям брата, исчез и появился в Новом Свете. Однако Эль Гато не удалось разжиться какими-либо очками, девятнадцатый век стоило записать в пассив обоим братьям, ибо ни один из них не отличился.