Коллектив авторов - Ученики, учителя

— У меня есть выбор?

— У человека всегда есть выбор.

— А если я не соглашусь?

— Ты сможешь пожить у Георгия, пока я подготовлю твои документы, потом — свободен как птица.

— Когда я должен дать ответ?

— Сегодня вечером.

— Я могу ответить сейчас…

Джордано молчал. Николай поднялся с камня.

— Джордано Бруно! Я прошу Вас стать моим учителем!

За осуществление героического беспримерного дальнего перелета по маршруту Москва — Северный Ледовитый океан — Камчатка — Николаевск-на-Амуре в исключительно трудных условиях Севера, за проявленные при этом выдающиеся мужество и мастерство — ЦИК Союза ССР постановляет:

Присвоить звание Героев Советского Союза и вручить орден Ленина, согласно «Положения о звании Героя Советского Союза».

Чкалову В. П. - командиру экипажа АНТ-25;

Байдукову Г. Ф. - второму пилоту;

Беляеву А. В. - штурману.

Лето Николай провел на горных пастбищах. Георгий, еще крепкий человек лет семидесяти, с легкостью управлялся с небольшой отарой, которую охраняли два огромных кавказских пса, совершенно добродушных к людям. Помощник старику был не нужен, но он согласился принять Николая с условием, что тот не будет попадаться на глаза колхозным проверяльщикам, наезжающим периодически в горы, и пограничным разъездам, тоже иногда появляющимся в этих местах.

В первый день за ужином он сказал, глядя в глаза Джордано:

— Слушай, Аванес! Я не знаю твоих дел. Неприятностей мне не надо. Я старый человек и мне уже ничего не страшно, но ты знаешь, что дочка у меня в Батуми на партийной работе, и сын — танкист в Белоруссии. Твой парень мне не помешает, но если им кто заинтересуется, то я его не знаю. Пришел неизвестно откуда и идет неизвестно куда.

— Он будет делать все, как ты скажешь. И я тебе даю слово, что он не враг и не бандит с большой дороги.

— О тебе тоже никто дурного слова не сказал, но это ты принес мне известие с той стороны.

— Ты же его ждал.

— Ждал, — старик глубоко вздохнул, — но лучше бы он умер, как другие.

Джордано опустил глаза.

— Я знаю.

Потом, вспоминая первое лето новой жизни, Николай не мог отделаться от двойственного ощущения, что это время было самым беспечным, но и одновременно психологически самым тяжелым в его жизни.

Он с трудом, ломая себя, мирился с недоверием старика, выслушивая почти каждый вечер рассуждения о том, каким должен быть настоящий мужчина, и что, если сделал нечто неподобающее, то надо уметь достойно принять наказание. А перед кем был виноват Николай? Чувство вины в той первой, настоящей жизни он испытывал только перед Раей, но тогда была ясная цель, что оправдывала его существование, а теперь… Кем все же он был теперь? И что могло оправдать эту новую жизнь? Много раз он испытывал искушение рассказать Георгию правду, спросить совета, но всякий раз его останавливал то ли приказ Джордано, данный в день отъезда, то ли рождавшееся собственное понимание бессмысленности и опасности подобных откровений.

С утра он уходил в горы. Старик велел избегать открытых мест, и Николай бродил вдоль бурных горных речушек, купался в водопадах, учился взбираться по скальным выступам, выслеживать и ловить населяющую окрестности живность. Огнестрельного оружия он с собой не брал. Горы только казались безлюдными, и выстрелы могли привлечь чье-то внимание.

Иногда вечерами к нему возвращались образы, недописанного романа. Он опять выстраивал отношения своих комсомольцев, но где-то на грани сна и яви всплывала физиономия Джордано, и все, что было простым и понятным, смещалось и путалось. Он почему-то вспоминал глаза, однажды увиденной им, барышни в каракулевой шубке, мобилизованной на рытье окопов. В них не было ненависти, а только изумление и непонимание происходящего. Теперь он сам был в положении этой запутавшейся барышни.

В начале августа неожиданно вернулся Джордано. Николай в сумерках возвращался к кошаре, когда увидел чужих лошадей у коновязи. Он уже собирался вернуться в лес и поискать какое-нибудь место для ночлега, когда сообразил, что возникшее чувство тревоги связано с ощущением чужого присутствия. Он вначале осторожно двинулся вперед, а потом, узнав в одной из лошадей джорданову, чуть не бегом бросился вперед. Одиночество настолько вымотало Николая, что он готов был, почувствовав зов, кинуться учителю на шею. Когда же он чуть не налетел на вышедшего навстречу Джордано, то испытал неловкость от охватившего его порыва и остановился, даже не зная, что сказать.

— Ну, здравствуй! — Джордано улыбнулся. — Отлично выглядишь.

— Здравствуй! Что-то изменилось?

— Да, об этом позднее. Лошади отдохнут, и можно ехать.

Они выехали еще до рассвета. Старик не скрывал удовлетворения, что избавляется от опасного гостя.

По дороге в город Джордано рассказал, что документы готовы — осталось только вклеить фотографии, и, главное, подворачивается очень удачное место, где можно замечательно провести осень и зиму без оглядки на окружающих.

В стране развертывалась сеть метеостанций. Нужды армии, промышленности и сельского хозяйства требовали умения прогнозировать погоду, а Кавказ был одним из ключевых мест, где формируются атмосферные фронты и циклоны, отвечающие за погоду в южных районах страны. Аванес договорился, что его командируют на такую станцию. Нужен был напарник, и он предложил кандидатуру племянника своего друга — молодого парня из маленького таежного хутора, решившего перебраться на юг.

Вообще оказалось, что у Джордано по легенде — почти героическая биография. Аванес воевал в партизанском отряде в Приморье, куда его, почти мальчишку, студента естественного факультета московского университета сослали на поселение за какие-то связи с эсерами. После освобождения Приморья и фронтов гражданской войны Аванес решил вернуться домой в теплые приазовские степи, но занесло на Кавказ. Когда Николай спросил, откуда Джордано откопал такую историю, тот рассказал, что в Туркестане он пытался вылечить красного пропагандиста, попавшего в плен к басмачам. Медикаментов почти не было, а у пленника развилась гангрена. Можно было попробовать ампутировать ногу, но тот, настоящий Аванес вначале не согласился, потом стало поздно.

— А чего это бандиты решили его лечить?

— Им нужен был обмен. Поймали одного из их главарей. Я думаю, красные бы на это не согласились. Слишком долго гонялись за бандой, а бед она натворила — немерено.

— И что? Этот красный рассказал тебе свою историю?

— Не мне. Он рассказывал ее Лене. Она была сестрой милосердия в нашем лазарете. Если б он выжил, и его удалось вытащить из банды, может быть, все было бы иначе.

— Иначе — это как?

— Не уехала бы Ленка в Париж…