Мария Токарева - Голод Рехи

Новость не удивила Рехи, не стала горным обвалом. Он принял ее спокойно, как будто уже давно догадывался об этом. И поэтому укрепился в своем твердом намерении сбежать из Бастиона. Возможно, оставалось еще какое-то время, чтобы поддерживать несбыточную мечту обитателей пустоши, но на горизонте маячил неизбежный конец. Бежать, стремиться, бороться до последнего, даже когда вместо горячей плоти приходится вгрызаться зубами в неподатливый камень.

— Добить, чтобы не мучились. А потом съесть. Знакомо. Даже слишком, — пробормотал Рехи, вспоминая Ларта. — Это он, Двенадцатый, все придумал. Он нас проклял. Будто в осажденных городах раньше не ели человечину. Хотя проклятье выкрикнул трусливый лиловый жрец…

Сумеречный Эльф напрягся, подался вперед. Внезапно он вскочил с места, скидывая с плеч шкуру ящера. Капюшон спал с лица, и Рехи отчетливо увидел лихорадочно зажегшиеся впалые глаза. Эльф совершил какое-то открытие, пока неведомое.

— Лиловый жрец! Проклятье, я должен сказать Митрию! — воскликнул он.

— О чем? — недоумевал Рехи. Факты в его нехитром уме редко связывались воедино. Он умел охотиться и сражаться, а не разгадывать тайны прошлого. Но приходилось.

— Пока не уверен, — немного остудил пыл Сумеречный. — Но Митрий должен знать. Опять он не увидел очевидного. Или мне не сказал, а может, боится признать?

— А где этот напыщенный учитель твой? — поинтересовался Рехи.

— Пробивает защиту у Цитадели. Пока безрезультатно.

— И поэтому я должен сидеть здесь? В этом болоте? Должен притворяться тем, кем не являюсь?

— Не должен, но сидишь. Выбор за тобой. Но учти, мы не знаем, получится ли у нас хоть что-то. Поэтому выбор только за тобой. Понял? Истинная сила линий не придет, если им приказывать злой волей. Сила в выборе.

Рехи медленно осмысливал очередное непонятное высказывание. Фигуры речи, как говорили прошлые люди, иносказания и сравнения. Они знали много красивых штук для выражения мыслей. А Рехи до прошлого года и выражать-то особо было нечего. Он хотел ответить Сумеречному, попросить новых разъяснений, но из-за дверей донеслись приглушенные голоса:

— Исчезай, за мной пришли! Исчезай, если не хочешь им показываться. Почему-то мне кажется, что не хочешь. Ну? Растворяйся давай, как умеешь, раз не можешь вытащить меня отсюда. Если выбор за мной, то сам справлюсь.

Сумеречный Эльф коротко усмехнулся и неторопливо растаял в воздухе, зачем-то прихватив с собой бесценную мягкую шкуру мохнатого ящера.

— Тьфу, ворье! — Рехи ударил рукой по колонне, но тут же зашипел, потому что тонкая кожа на костяшках все еще плохо подходила для драк, тем более с нерушимым монолитом. Тем временем в зал вошли четверо стражников, а за ними и старый жрец.

— Пришли просители, о, великий Страж! — сладко пропел надтреснутым голосом Вкитор, сгибаясь в поклоне. Каждый раз Рехи думал, что подагрические ноги подведут его и жрец неуклюже бухнется на колени или, чего доброго, вовсе развалится. Но Вкитор с мученическим кряхтеньем возвращался в исходное положение.

— Какие еще посетители?

— Пришло время вновь предстать перед народом. На улицах теперь невозможно долго находиться, мы решили собирать просителей в нижнем зале, — сообщил Вкитор, сопровождая Рехи.

Они спускались по темной винтовой лестнице, ведущей от тронного зала наверху к обширным помещениям внизу. Парадный портал давно разрушился, выгорел и потемнел от сажи, поэтому они передвигались по дворцу через уцелевшие комнаты и ходы для слуг. Некогда прекрасное строение напоминало обугленный скелет, выпотрошенный труп с пережеванными ящером внутренностями.

— Осторожнее, Страж, — каждый раз предостерегал Вкитор, когда случалось оступиться на выщербленной ступени. Иногда они шли и вовсе по узкому карнизу, оставшемуся на месте широкого коридора, зиявшему колодцем провала в несколько этажей. На дне чернел каменный мусор, скаля сломанные клыки острых осколков. Рехи глядел в эту темноту до головокружения и одергивал себя в последний момент, едва не падая. Ему нравилось так щекотать нервы Вкитору. Старикан вздрагивал и ужасался.

— Смогу ли я осмотреть весь дворец? — с нарочитой небрежностью интересовался Рехи. Он все еще не представлял, как проберется к старому акведуку, когда за ним по пятам ходила целая процессия жрецов. В одиночестве его оставляли только в его покоях-клетке, а оттуда единственный выход вел на балкон. И Рехи не чувствовал в себе сил повторить фокус с линиями, которые однажды в горах послужили ему веревками. Да и Санара говорила про акведук, а не про узкие улочки Бастиона.

— Возможно, Страж, — уклончиво ответил Вкитор, и Рехи прочел в его тоне явный запрет. «Надо чем-то заслужить их безграничное доверие. Чем-то мощным», — подумал Рехи, но на ум ничего не шло, и подходящего случая не подворачивалось.

Вскоре они вошли в сырой душный зал, освещенный чадящими факелами. В ноздри неприятно ударил запах горелого жира, точно на пепелище огромного пожарища. К вони от факелов примешивался ядреный запах пота множества немытых человеческих тел. Эльфам хотя бы в этом повезло, они не умели потеть, вечно холодные, но именно поэтому жаждущие теплой крови.

Рехи с неприязнью окинул беглым взглядом собравшихся: стражники и горожане толпились у подножья высоченного кресла, которое стояло на постаменте, сложенном из цельных глыб. Неровные очертания выдавали в них обломки разрушенных стен. Да и многое во Дворце строилось из обломков прежней эпохи — до Падения. Секта мусорщиков и падальщиков, которые делали вид, что так сохраняют наследие прошлого. Рехи сдерживал гримасу презрения. Сбежать бы отсюда поскорее! Окажись рядом Ларт, он бы подсказал, как правильнее обмануть эту шайку.

— Добро пожаловать, Страж! — с притворным великодушием сказал верховный жрец Саат. Рехи кивнул ему и уставился на толпу. Полумрак и отблески факелов мешали ему рассмотреть сборище, застывшее пред ним в священном трепете. Это на площади они ликовали, их крики сливались в единый рев исполинского ящера. А здесь галдели до тех пор, пока в зал не вошел Страж. После голоса стихли, а из звуков осталось лишь перешептывание потрескивающих факелов.

Рехи смотрел, впитывая молчаливое испуганное обожание, неприязненное недоверие, бесконечную надежду — множество чувств витало в этом зале. Кто-то пришел умолять о милости, кто-то желал удостовериться в правдивости слухов.

«А вот рассказать бы им, что за Хребтом жизни уже нет и Двенадцатый намерен уничтожить всех нас», — зло подумал Рехи, пока процессия во главе с ним и Вкитором шествовала от дверей. Его вели, словно на казнь, следя за каждым шагом, за каждым вздохом. Тяжело же превращаться в живой символ!