Мария Токарева - Голод Рехи

Рехи видел все как во сне. И хотелось ему крикнуть: «Вот он я, в первом ряду, зритель событий, гасящих эпоху!» Сумеречный же стоял в сиянии серебристо-серых линий, последний из круга Тринадцати, Страж Вселенной. Еще не свет, уже не мрак, приходящий на помощь в последний момент.

— Сколько царей, сколько диктаторов пыталось отнять у людей свободу воли и возможность думать самостоятельно. Что ж… Мы в этом, похоже, оказались одними из первых, — провозгласил с печалью Сумеречный Эльф, застыв с обнаженным мечом. Рехи же предчувствовал беду. Марионетки все еще атаковали их с Лартом, хоть и не столь неистово, как раньше.

— Эльф, берегись! — закричал Рехи, когда понял, что истлевшее тело Саата расцвело гигантским тухлым цветком из черных линий. Он раскрылся, как растопыренная водоросль, и жадно устремился к Сумеречному.

Пространство вокруг пронзили страшные голоса:

— Тебя-то мы и ждали! Мы ждали тебя! Страж Вселенной, Тринадцатый Проклятый! Ты наш истинный носитель! Ты истинный Разрушитель Вселенной!

Они отражались в звуках ураганного ветра. Рехи сдувало с помоста, он уже не находил глазами Ларта. Ноги скользили на крови, запинались о разбросанные фрагменты тел. Чьи-то головы, руки, ноги и потроха. И их затягивали линии, они попадали в сердце хищного цветка.

— Тьма… Тьма… — прохрипел Сумеречный, взмахивая мечом. Вот сейчас и начиналась для него настоящая битва. Саат — лишь оболочка, давно истлевший мальчишка, возможно, при жизни и правда хороший. Вкитор понял ошибку слишком поздно. Он вернул не своего сына, впустил в мир живых облик вечной смерти. И ныне эта тьма впивалась в Сумеречного. Она облепила его меч и жадно ударяла в доспех из драконьей шкуры. Он тонул в ней, вскрикивая и рыча. Диагональные удары сменялись серией сложных выпадов, названия которых Рехи даже не знал. Сумеречный фехтовал, как прошлые люди — умело, искусно. Но против всеобъемлющего мрака не помогала сталь.

Рехи уже не замечал мир живых, мир оболочек и металла. Все образы представали узором линий. И черных здесь оказывалось слишком много, даже после поражения Саата. Сумеречный Эльф взмахивал руками, рубил мечом то засечными, то прямыми ударами. Но тщетно — враг проник в его сердце. Линии вливались ему в грудь. И мучительные стоны Тринадцатого Проклятого превращались в рык нового чудовища. Неужели убивающий монстра обречен сам в него превратиться?

«Он же станет Разрушителем миров! Поэтому и не приходил, поэтому боялся помочь… Нет!» — охнул Рехи, и тут под пальцами затрепетала знакомая вибрация воздуха, смешанная с теплом. Сначала белые искры, потом горячие всполохи, жгущие ободранные в суматохе ладони. Старые мозоли и шрамы лопнули: Рехи опять отдавал часть души. Сумеречный спас, не предал, рискуя своим рассудком, но иногда даже Стражу Вселенной нужна помощь. Если уж Митрий не появлялся, если уж общий учитель бросил, приходилось поддерживать друг друга и всех, кто вступил на одной стороне в эту битву.

Белые линии вновь вырвались ярким снопом света и перебили жадные щупальца черных, впивающихся в призрачную грудную клетку Сумеречного. Он выгнулся от боли и тут же свободно выдохнул:

— Спасибо, Рехи!

Но слова благодарности потонули, когда в реальном мире раздался оглушающий взрыв. Над горизонтом взбухло застарелым нарывом колоссальное серое облако в окружении молний и клубов дыма.

— Вой Пепла! О, ужас! Извергается Вой Пепла! — закричали на разные голоса уцелевшие на площади.

Сражение со стражниками Бастиона прекратилось. Те как будто застыли в замешательстве, но вскоре Рехи заметил, что все приспешники культа стоят, словно статуи. Их общий разум распался и стек талой водой. В их головах не осталось черных линий, а собственный мозг давно пожрал Саат. Теперь они застыли окоченевшими трупами, на которые натыкались хлынувшие к воротам жители Бастиона, чудом сохранившие себя от жадности верховного жреца.

— Спасайтесь! Вой Пепла! Вой Пепла!

Земля гудела, облако над горизонтом росло. Крики, плач… Толпа обратилась в сотни отдельных и одинаковых историй, перечеркнутых болью и желанием выжить. Бастион погибал под огнем и пеплом. Оставшиеся в своем уме горожане неистово бежали, спешно хватая плачущих детей и унося скудные пожитки. Землетрясение сметало шаткие здания, складывался внутрь себя дворец, погребая под обломками жрецов и страшную комнату. Исчезали вместе с ним воспоминания далеких времен, вся та боль, которая довела Лилового жреца до безумия. В тот день земля так же гудела, так же извергались вулканы. Возможно, это сдвинул что-то Рехи, возможно, Саат. Или Сумеречному для победы понадобилась мощь огненного сердца земли. Или Митрий так карал Бастион за все его пороки.

— Ларт! Надо уходить! Ларт! — закричал опомнившийся Рехи, хватая подоспевшего друга за руку. Но в тот же миг помост с диким хрустом раскололся надвое. Рехи полетел спиной вниз. И край развалившейся плахи остался над головой. Союзники скрылись из виду, унесенные круговертью всеобщего бегства.

— Ларт!

Еще кончики пальцев помнили прикосновенье к запястью, но твердая рука не успела перехватить, удержать. Их вновь разделял злой рок. Рехи подхватила волна толпы, понесла к воротам.

— Ларт! — закричал он, кидаясь обратно к развалинам помоста. Но друга там не оказалось. Как же так? Где же?

Рехи пошел против бегущей толпы, раздвигая ее локтями, но его затаптывали, забывая, что еще недавно называли Стражем. Он споткнулся и упал. Мир превратился в кромешный хаос переступающих ног. Он закрыл голову руками, кто-то наступил на пальцы, кто-то пнул по ноющим ребрам. В пыли лежали задушенные в давке. Рядом лопнул чей-то раскроенный мечом лоб. В лицо брызнула кровь. Рехи слизал ее, но сил она не прибавила.

Линии больше не работали, на Бастион неслись раскаленные камни из жерла вулкана. Сумеречный куда-то исчез, точно вовсе не появлялся. Такая-то благодарность за спасение! Или новое испытание? Что за испытание — быть задавленным гибнущей толпой?

— Ларт! — заскулил Рехи, надеясь, что в самый последний момент кто-то решительно выдернет его из этого хаоса. В таких случаях белых линий всегда не хватало, не выткали они надежный белый купол, не спасли. Рехи пополз, забывая, в каком мире очутился. Его новый мир — ступни и лохмотья в едкой пыли. Кто-то рванул за шиворот и с отчаянным хрипом вытянул из потока людей, Рехи обернулся:

— Ларт!

Надежда впилась и тут же рассыпалась осколками сломанного меча. Не Ларт. На него глядела окровавленная седая женщина, зажимающая рваную рану на правом боку. Губы в сетке морщин покрыла землистая бледность. Она с немыслимой для раненой силой оттащила Рехи к краю здания, которое могло в любой момент рухнуть. Но зато возле него не метались люди. Под расколотым козырьком лачуги пришлось пережидать великий исход последних народов гибнущего мира. Бастион постепенно пустел, превращаясь в град мертвых, как три сотни лет назад.