Мария Токарева - Голод Рехи

— Нет. Я сгорел между линий. Я есть, но меня нет! Видишь? — Эльф показал вскрытое запястье: кровь больше не текла, испарившись легкой дымкой. — А жив ли ты… живы ли эльфы?

— Я жив. Пока что. И Инде жива. Она-то уж точно просто жива! — Рехи попробовал разбудить девочку, оставленную на песке, но она только измученно застонала. — Почему ты ей не наколдуешь еды? Она же ребенок! И голодает со мной. Попадаются только мелкие ящерицы и жуки. Проклятые земли какие-то. Ну почему? Ты не понимаешь, что она умирает? Да что тебе понимать, у тебя ведь никогда не было детей…

Сумеречный Эльф изменился в лице, глаза его округлились и застыли на миг, губы свела судорога, искривила их застарелой мукой. Он опустил голову, недовольно морща лоб, и глухо ответил:

— Были. Были, да все до одного умерли. За две тысячи лет их появилось на свет немало. Только никто не оказался бессмертным. И умирали все раньше тридцати. Либо от болезней, либо от несчастных случаев. Каждый! Вскоре я понял, что это часть моего проклятья, и перестал обманывать добрых женщин иллюзией нормальной семьи. Со всей этой силой… Со всеми знаниями Вселенной… Я не мог никого спасти.

— Так что же… дети Стражей обречены умирать? Как… Как у Вкитора? Как у Митрия?

— Не знаю, Рехи. Надеюсь, что нет. Не у всех. Я слишком многого не знаю.

Нечто тревожное и холодное свернулось змеей на потяжелевшем сердце, забилось мыслью о названном возрасте. Рехи пообещал: «Натт, ты доживешь до глубокой старости. Честное слово! До тридцати… До тридцати, возможно, я не доживу. А ты точно переживешь меня».

— Ладно. Я помогу, — разнесся над пустошью голос исчезнувшего Эльфа. — Иди к острому камню, который пронзает небо. На северо-запад в сторону красных сумерек! Острый камень, плывущий между небом и землей!

— Что будет возле острого камня? Великий пир?! Что за камень?

— Иди, — напутствовал Сумеречный. Что мешало ему теперь? Что заставляло выстраивать лабиринты загадок? Рехи не знал и знать не желал. Его снедала обида. Зря он однажды научился доверять, зря поверил, что бессмертные — и потому неживые — способны по-настоящему сопереживать.

— Ничего, Инде, мы еще живые. Мы дойдем! — решительно прохрипел он. Девочка за спиной пошевелилась и приоткрыла глаза. Боковым зрением Рехи заметил ее оцепеневшее лицо.

Она постепенно теряла надежду на спасение, как и ее проводник, догадывалась, что он не ведает, куда держит путь. Чтобы загладить неискупимую вину бессилия, Рехи ловко поймал двух толстых ящериц. Понюхал их и попробовал — неядовитые. И то хорошо. Вскоре Инде жадно ела их, сырых, едва освежеванных.

Рехи же короткая охота вымотала так, словно он гонял по горам целое племя людоедов. Он сидел, растирая коченеющие руки и ноги. В голове билась мысль об остром камне и застряла картина испарявшейся дымом крови Сумеречного Эльфа. Рехи не хотел превращаться в такое существо. Ни за что, никакая сила не стоила такого сомнительного существования.

— Острый камень… Камень, плывущий в небе… — твердил как молитву Рехи, упрямо бредя сквозь пустыню.

— Мы дойдем, — с недетским ожесточением вторила Инде, и в голосе ее слышались твердые интонации Лойэ. Рехи тут же вспоминал, ради кого не падает, ради кого идет вперед. Но силы истощались с каждым шагом. Бастион и год в заточении остались тусклым воспоминанием далекого прошлого, снова отломилась эпоха, сменилась эра. И он изменился, как сметенный ветром пласт песка.

Невзгоды пути усугублялись порывами ураганных вихрей, как будто некто выстраивал хитрые препоны, не позволяя приближаться к Цитадели. Некто по имени Двенадцатый Проклятый.

Однажды ветер поднялся настолько сильный, что странников накрыло с головой песком, как в день рокового урагана. Пустыня услужливо сама рыла и закапывала могилы.

— Инде, где ты? — испугался Рехи, когда не ощутил за спиной привычной тяжести. Глаза залепил песок, смешанный с пеленой слез. Рваная тряпка на голове только мешала, Рехи сорвал ее, тут же задохнулся от кашля, падая на четвереньки, но продолжал истошно звать:

— Инде!

— Рехи! — донесся откуда-то тонкий голосок. — Рехи, я здесь!

— Где?! Инде, не молчи!

— Здесь!

Ветер уносил слова, путал направления, в его порывах слышались неверные стенания. Ураган насмехался, заставляя кружить на месте. Минуты промедления отламывали по куску драгоценное время жизни Инде. Рехи принюхался, запах крови всегда выводил его к людям. На этот раз все было иначе. Голод вообще не играл никакой роли. Рехи прислушался к своим инстинктам, но обоняние притуплял пепел, а слух путал ветер.

Рехи кинулся наудачу вперед и вскоре нашел не Инде, а едва заметный холмик. Так же когда-то и его погребал ураган, два раза хоронила его пустыня. Рехи подбежал к возможной могилке, начал спешно разгребать ее руками, стесывая обломанные ногти. В нос и рот набивался песок: он скрипел на зубах, сыпался с ресниц — Рехи не замечал. Сердце его бешено выпрыгивало из груди и успокоилось лишь в тот миг, когда он ощутил под пальцами тепло кожи. Он тащил Инде за шкирку, чтобы освободить из песчаной ловушки. Он хватался за лоскуты ее истлевающего рубища, а они с треском отрывались, не позволяя удержать.

— Инде! Давай же! — Рехи с силой дернул девочку за подмышки, и они покатились по песку. Инде громко вдохнула и закашлялась, приходя в себя.

— Инде, сюда, сюда, здесь можно укрыться. Не пещера, но хоть что-то, — просипел Рехи, выплевывая песок. Теперь он крепко сжимал запястье спутницы, чтобы не потерять ее вновь в кромешном водовороте непогоды. Из-за горизонта доносился страшный рокот, даже сквозь сизый хаос прорывались алые всполохи. Кажется, извергался Вой Пламени. Прервался его обманчивый сон, сгинул в его страшном пении разрушенный Бастион. Так даже лучше, исчез город великой боли, тьма поглотила его.

— Камень, камень в небе… — бормотал отрешенно Рехи, когда они с Инде спрятались под ненадежной сенью черной скалы.

Гигантский камень и правда упирался в туманное небо мрачным обелиском, его испещряли затейливые узоры, которые изображали какой-то ритуал. Рехи понял, что буря стихает, когда сумел разглядеть их. Но силы окончательно покинули его. Как-то разом выплеснулись при разгребании песка. И все — остался только черный камень с незнакомыми письменами, манящим рассказом о прошлом еще живого тогда мира. Они тянули, вставали хороводом призраков, пели чудные баллады, восхваляли героев и богов. Тогда все выглядело красивым и понятным. Тогда… Сейчас это была песня смертного хлада. Ноги совсем окоченели и больше не слушались.

— Рехи, пойдем! Рехи… — отчаянно дергала за руку Инде. Она плакала, размазывая грязь по запыленному лицу. Корка пыли напоминала следы проказы. Рехи вытянул руку и оттер ее, чтобы развеять иллюзию. На большее ему не хватало сил.