Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

Спустя минуту мы вовсю хлопаем по жестяным бокам громоздкого зверя.

— Вы чего это, мальчишки? — хрипит водитель, когда дверцы расходятся в стороны. — Не могли следующего автобуса дождаться?

— Извините, очень торопимся. Жень, сложи пока рюкзаки, а я за тетей. Командир, подождешь ещё пару минут, а то там женщина старенькая осталась! — Александр отдает мне свой рюкзак и возвращается за тетей.

Старенькая женщина! Да она нас обоих раскатывает по бетонному полу бункера, раскидывает, как сопливых малышей из детсада. И не важно, был я в обличье оборотня, или в человеческом обличье пытался ударить.

Тетя Маша подходит к автобусу, Александр под локоток подсаживает «старенькую женщину». В автобусе с нами здороваются редкие пассажиры. Мы с Александром усаживаемся рядом. Ведарша подходит к знакомой бабушке, и они начинают негромко переговариваться об огородных делах. Даже и не скажешь, что одна из них ведущий волхв круга Ведарей, человек, который лишил жизни не меньше сотни оборотней.

— А ты что думал? — шепчет мне Александр, — Мы вынуждены скрываться. Люди не должны о нас знать, пусть спят спокойно.

— Ваша служба и опасна и трудна.

— Да, и порой она как будто не видна.

Я вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Александр пользуется передышкой и, сложив руки на груди, дремлет. Мне не спится, я наблюдаю за расцветающей природой. По стеклу сползают тяжелые капли, они как живые крадутся вниз, вбирают в себя (поедают) мелкие капельки. Листва на деревьях омывается дождиком и ярко зеленеет, сквозь приоткрытую форточку долетают запахи леса. Березы покачивают длинными сережками почек, ели хвастаются коричневыми шишками. Следом за автобусом с ветки на ветку перелетает черно-белая сорока, её стрекот иногда доносится сквозь урчание мотора.

Мимо проплывают полузаброшенные деревушки, в них доживают свой век полузаброшенные старики. Старые домики провожают автобус подслеповатыми глазами. Редкие собаки пробегают около колес, дежурно гавкают и отстают, исполнив свой долг. Чуть оживленнее в Юже, появиляются машины, люди в плащевиках.

То ли погода, то ли последние дни и события не располагают к беседе, когда мы вылезаем на автовокзале. Спустя полчаса молчания, когда каждый думал о своем, взглядом скользя по прилегающим к автобусному вокзалу соснам, мы погружаемся в автобус, который может подвезти до «Медвежьего».

Молчание. Дорога. Лес. Гудение мотора. Попса из магнитолы.

Совсем недавно я также ехал к Александру. Совсем недавно я был нормальным человеком. Совсем недавно я жил собственной жизнью.

— Уважаемый, можно тут остановить? — раздается голос Александра.

Мы вылезаем на грунтовку, ведущую к «Медвежьему». На этом самом месте ребята на джипе «подцепили» Марину… Перед внутренним взором проходит картина с мухой на выкатившемся глазу. Черно-зеленая огромная муха на куске человеческой плоти, похожем на мармеладный шарик.

Они всего лишь пища…

Я тут же перевожу мысли на рыбалку, на покачивающийся на водной глади поплавок, на утренний туман над рекой.

— Вон и дракон показался, — нарушает молчание Александр.

— Его Иваныч сделал, золотой мужик! Может и меня научит такие вещи делать, тогда точно без куска хлеба не останусь.

— И нам он помог не мало, уж не знаю как и просить-то его о помощи. Совсем ведь немного времени прошло, после того, как… — не договаривает тетя Маша.

Договаривать нет нужды, и так понимаем — о чем она хотела сказать.

Небольшие лужицы чавкают под ногами, крупные приходится обходить. Мокрые травы спускают стебли на дорогу и цепляются за штанины. Я поскальзываюсь, но Александр подставляет руку и предотвращает падение в грязь.

За забором мы наблюдаем сидящего Вячеслава, его коротко стриженую голову видно в прорехи досок. Он пародирует роденовского «Мыслителя», то есть подложил под подбородок кулак и мрачно смотрит на дверь сарая. В правом окне дома ощетинилось острыми зубами разбитое стекло, сквозь отверстие доносятся звуки работающего телевизора и хныкающие звуки. Я замечаю дорожку из еловых лап. Она берет начало у калитки Григорьевны и уходит к концу деревни.

— Слав, привет! — говорит Александр.

— Вот только вас здесь и не хватало, — бурчит в ответ Вячеслав. — Идите своей дорогой, не до вас сейчас.

— Что случилось? Мы вообще-то к Иванычу, чтобы он помог с перелетом…

— Не поможет он с перелетом. Вам никто уже не поможет, ведари, — Вячеслав тяжело поднимается и идет к калитке.

— Что случилось? — тётя Маша повторяет вопрос Александра.

Хныкающие звуки в доме стихают.

— Сейчас узнаете, и веревочка вас не спасет! — сплевывает Вячеслав.

Раздаются тяжелые шаги и грохот громоздкого тела, влетевшего в стену. Из-под крыши сыпется мелкая коричневая труха, шаги приближаются. Пульс учащается, как при драке, когда адреналин начинает проникать в кровь.

— А-а-а, ведари! — дверь распахивается, и на пороге возникает Михаил Иванович. — Вот вы-то мне и нужны.

В огромной руке он сжимает топор, больше похожий на секиру палача. Мутными глазами он проводит по нашей троице, словно масляной бумагой мазнул. Трехдневная щетина покрывает обычно выбритые щеки, на губе блестит рыбья чешуйка.

— Иваныч, мы вместе с тобой скорбим о Федоре и Марине, но жизнь продолжается дальше и, как она продолжится, немало зависит от тебя. Так что возьми себя в руки! — твердо говорит тетя Маша.

Иваныч рыгает в ответ на её слова и отшатываетсяот косяка. Придерживаясь за дверь, он спускается с крыльца, за спиной слышится шевеление кроликов.

— Он ни в чём не был виноват. За что же его так? — язык заметно заплетается.

— Ты о Фёдоре? — вперед выступает тетя Маша.

Взглядом она приказывает нам молчать. Дождик усиливается, словно кто-то наверху поворачивает вентиль душа.

— Нет, я о Се-ереге. Его вместе с семьей нашли разорванными на куски. Кто такое мог сделать, если не ведари?

— Могли старые перевертни. Ты же знаешь, что ведари не кровожадны. Видел, как я и Сашка справлялись с перевертнями. В крайнем случае, были бы иглы…

Ведарша не успевает договорить. Иваныч неуловимым движением бросает топор в её сторону. Вячеслав успевает слегка отодвинуться, когда блестящее лезвие пролетает мимо носа. Тётя Маша лишь поднимает руку, и топор прекращает недолгий полет. Без усилий, без страха, просто вынимает из воздуха.

— Никогда не получалось, — сплевывает Иваныч. — Гребаные ведари.

— Михаил Иванович, я тоже скорблю вместе с тобой. Очень жаль Сергея, извини, что побеспокоили. Пошли, мальчишки! — командует тетя и кидает топор обратно.

Одолев небольшое расстояние, секира до половины погружается в дверь сенника. Иваныч ещё раз вздыхает, поворачивается к нам спиной и идет в дом.