Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

— Теть Маш, не надо нас так называть. Слишком уж прижилось слово из тюремного жаргона, даже передергивает, — отвечаю я за обоих.

— Ваши билеты, — ровным голосом произносит проводница, окинув взглядом нашу группу.

— Здравствуйте, меня Вячеслав зовут, место 65. Когда к вам можно будет подойти за темно-коричневой жидкостью, а то так пить хочется, что даже переночевать негде? — улыбается берендей и протягивает билеты.

— Чай и белье получите, когда поезд тронется. Проходите, пожалуйста, в вагон, — также ровно отвечает проводница.

Теперь пришла моя очередь включать обаяние.

Так кот играет с мышкой… Так берендей играет с пищей…

— А мне можно без чая, лишь бы вы почаще улыбались, — я превращаюсь в машину очарования. — У вас такая чудесная улыбка, а от ямочек на щеках бросает в дрожь.

— Ещё у меня прекрасно поставленный удар левой, и муж работает в буфете, так что проходите в вагон и приятного пути, — прищуривается проводница.

Вячеслав успевает залезть по ступенькам, но останавливается, чтобы послушать наш разговор. Услышав ответ проводницы, он задирает голову, и громогласный смех наполняет коридор вагона. Стоящие на улице пассажиры тоже заражаются смехом и хохочут над двумя героями-любовниками. Я улыбаюсь, чтобы скрыть неловкость и залезаю в вагон. Следом за мной запрыгивает тётя Маша, проигнорировав протянутую руку.

Вещи залетают на верхние полки, запах сопревшей кожи приветствует нас. Усевшись на мягких сиденьях, мы ожидаем отход поезда. Провожающие за окном машут руками, утирают слезы и просят передавать приветы.

Поезд дрожит мелкой дрожью и дергается. Раз, другой. Вагоны начинают двигаться в одном ритме. Перрон убегает прочь. Какое-то тоскливое чувство сжимает сердце, как бывает всегда при отъезде. Вернемся ли? Что нас ждёт в конце пути? Похоже, что подобные мысли гуляют и в головах попутчиков, которые смотрят, как поезд понемногу выбирается из Иваново.

— Приятного пути, уважаемые пассажиры! А я вам чаю принес. Извините, чего покрепче не употребляем! — перед нами возникает человек с подносом в руках.

В светло-сером костюме, в белой сорочке с узким черным галстуком, мужчина выглядит так, словно только что вышел с делового совещания директоров «Газпрома». Русые волосы зачесаны назад и открывают небольшие залысины. В руках твердо лежит черный поднос, на котором подрагивают в подстаканниках граненые стаканы. Ложечки тоненько позвякивают, будто колокольчики.

Тётя Маша коротко вскрикивает, и её рука скользит за пазуху, туда, где греются медные иглы.

— Не надо! — останавливает её мужчина. — Я с миром!

— Вы всегда с миром, только потом войны разгораются! — цедит сквозь зубы ведарша, рука так и не опускается обратно.

— Кто это? — интересуется Александр.

— Один из пятерки старых перевертней. Он и ещё трое встретили меня у калитки, когда ты прорвал Защитные круги!

— А я думал, это Юля…

— Нет, дочь Пастыря почему-то отказалась прикасаться к главному ведарю. Поэтому пришлось нам… Нет, стой! — поднятая вверх рука останавливает движение Александра.

Александр отмахивается от руки, глядя в серые глаза посетителя. Мы с Вячеславом внутренне подбираемся, чтобы быть готовыми к любому повороту событий.

— Предлагаю сесть и поговорить как нормальные люди. Как нормальные люди, — повторяет перевертень и улыбается своим словам.

— О чем нам с тобой разговаривать, перевертень? — ворчит Александр.

— Хотя бы о цели вашего пути, — отвечает гость. — Я не думаю, что вам нужно туда ехать.

Он ставит поднос на столик и садится на скамью, подвинув Вячеслава. Он оказывается между нами, берендеями. Соседи с любопытством поглядывают на непонятную группу. Со стороны мы похожи на компанию туристов, что едут на «дикий» отдых. Вот только «костюм» среди нас выделяется как белый лебедь среди домашних уток. Тетя Маша дергает Александра за рукав, и тот с неохотой опускается на рыжий кожзаменитель.

Перевертень очаровательно улыбается нашим соседям:

— Прошу прощения за то, что могли вас напугать. Мы старые знакомые и всегда разыгрываем небольшие сценки. Правда, Мария?

Его губы улыбаются, но выпученные глаза остаются холодными и бездушными, как у мертвого карася. Ведарша на миг переводит взгляд на молодую пару и склоняет голову набок:

— Вам и в самом деле нечего бояться, мы лишь дурачимся.

Парень кивает и что-то шепчет на ухо девушке. Затем он демонстративно берет со своего столика сигареты, и пара удаляется в сторону тамбура. Наша группа провожает их глазами. Остальные пассажиры не обращают на нас внимания — общаются старые знакомые, ну и пусть общаются, у людей другие дела: развернуть постели, развернуть газеты с жареными курицами, некоторые начали разворачивать свои души соседям.

— Говори — зачем пришел? — шипит тётя Маша.

Я вижу, как раздуваются ноздри у Вячеслава, руки Александра слегка подрагивают, и ловлю себя на мысли, что неосознанно барабаню пальцами по бедру. А два опытных бойца сидят друг напротив друга совершенно расслабленно, словно коротают долгий путь игрой в «подкидного дурачка».

— Я к вам от дочери пастыря. Она очень сильно просит вас вернуться и не усугублять своим присутствием то, что неминуемо должно произойти.

Твердая рука берет подстаканник за ручку, и гость размешивает сахар. Александр следит за поблескивающей ложкой. Молчит. Мы тоже не встреваем — признаем право ведарши общаться с посетителем. А тот вольготно сидит между нами, посматривает на задумчивую ведаршу и спокойно помешивает чай. Его самоуверенность бесит не только меня — на щеке Вячеслава пару раз дергается желвак.

— Можешь передать дочери пастыря, что мы не свернем со своего пути, — наконец произносит тетя Маша. — Даже если все поляжем, то всё равноне отступимся.

Мужчина в костюме пробует дымящийся напиток и причмокивает языком. По нему видно, как он наслаждается сложившейся ситуацией. Еще раз отпивает и говорит:

— Не знаю почему, но мне очень нравится чай от проводницы. Может оттого, что он предваряет новые впечатления пути? Или оттого что этот напиток является объединяющим для всего вагона, и люди за стенкой тоже пьют такой же чай? Или оттого, что стакан пропах множеством губ, и никакое дезинфицирующее средство не удалит их запах? Или оттого, что я могу представить, как впиваюсь каждому пившему в глотку?

— Философ, — ехидничает Вячеслав, — шел бы ты подобру-поздорову, а то это будет последний стакан в твоей жизни.

— Слава, не нужно нервничать, ему только того и нужно.

Перевертень звонко смеется и хлопает Вячеслава по колену. До сих пор не понимаю, каким чудом Вячеслав сдержался и не плеснул в лицо перевертня горячий чай? Я вижу, как пальцы крепко сжимаются на ручке подстаканника.