Полина Люро - Феникс. Братья [СИ]

Я развернулся к Дани и сказал устало, но, как мне показалось, твёрдо.

― Дай мне ключ. Пожалуйста, Дани.

Брат посмотрел на меня удивлённо и протянул ключ от двери.

― Зачем он тебе?

Я не ответил, молча отпирая замок и, не слушая возражений, быстро зашёл в комнату и закрылся изнутри. Конечно, это бы не помешало Дани, а тем более Мике, войти, но давало мне время. Подошёл к кровати и негромко позвал:

«Роми, малыш, это я, Феникс, не бойся, выходи. Давай поговорим».

Ответом была тишина, я почувствовал, как нарастает в душе напряжение, а вместе с ним и боль в груди. Да что со мной, старею я, что ли, в тридцать-то лет? Я снова позвал Роми, боясь услышать в ответ звериный рык. Но под кроватью зашуршало, и вылез заплаканный мальчик, со слезами бросившийся мне на грудь. Я прижал его к себе и, приподняв как малыша, закружил на руках по комнате, улыбаясь и стараясь игнорировать усиливающуюся боль.

Роми перестал всхлипывать, сначала улыбнулся в ответ, а потом тихонько засмеялся. Голова у меня закружилась, ноги подкосились, и мы вместе с мальчиком с размаха сели на пол. Я застонал, потому что сильно приложился об пол, Роми же повезло приземлиться на меня, и поэтому он рассмеялся.

― Здорово, Феникс! Сделай так ещё раз, ладно?

― Конечно, вот только отдохну немного, уж очень ты тяжёлый, прямо настоящий слон.

― А что такое слон?

― Слон ― это ты, слезь с меня, итак дышать тяжело…

Роми слез, снова смеясь, в это время дверь распахнулась, и в комнату ввалились мои перепуганные братья. Я, лёжа на полу и слабо улыбаясь, помахал им рукой.

― Всё в порядке, мы просто играли.

Дани быстро склонился надо мной, прощупывая пульс, одновременно внимательно разглядывая Роми.

― В порядке, говоришь? А почему тогда такой бледный, опять умирать собрался?

Его слова так напугали Роми, что тот вцепился в меня и снова заплакал.

― Нет, Феникс, не надо, не умирай, пожалуйста! Сначала демон убил маму и дедушку, а теперь ты… Не оставляй меня!

Эти слова так меня поразили, что я сел и прижал к себе рыдающего мальчика, давая ему, наконец, выплакать своё горе. Дани изменился в лице, но ничего не сказал, делая мне очередной укол. Рядом со мной на пол опустился Мика и обнял нас обоих. Я ещё не до конца понял, что только что произошло, но то, что рядом были братья, спасло моё сердце.

Вскоре мне стало легче, и мы все вместе перебрались на большой диван, где, всхлипывая и размазывая ладонью слёзы по лицу, Роми рассказал, как ворвавшийся в квартирувместе с отцом демон расправился с Шаманкой и беспомощным Учителем. Пока демон убивал их, отец Роми хорошенько «учил» сына, чтобы тот больше никогда от него не бегал.

А потом что-то случилось, и маг велел демону срочно убираться из этого мира. Тот подхватил одной рукой тела Шаманки и Учителя. А второй ― схватил мага, и они исчезли, а Роми в ужасе, не помня как, заполз в шкаф и уже там потерял сознание.

Его рассказ потряс всех. Несколько минут мы молчали. Выговорившись, Роми прошептал:

― Теперь у меня совсем никого не осталось.

Я не колебался:

«Ошибаешься, Роми. У тебя есть семья ― мы трое принимаем тебя в наше братство. И если сам захочешь ― станешь моим младшим сыном. Алекса ты и так зовёшь „братишкой“.»

Вместо ответа Роми бросился мне на шею, чуть не задушив, потом покорно выпил успокоительное и заснул на моих руках. Братья улыбались краешками губ. Мика одобрительно похлопал меня по плечу, а Дани, как в детстве, взъерошил мои волосы. От этого, наверное, я опять почувствовал себя младшим в семье.

Роми уложили спать в моей комнате. Никто не стал возражать, что теперь мальчик всё время будет под моим присмотром. Случившийся с ним срыв решено было считать следствием пережитого им потрясения, хотя было очевидно, что всё здесь не так просто. И, скорее всего, нам ещё предстоит разбираться с этим «превращением». И что? Этим «банду», как окрестил нас Генри, не испугать: итак, проблем выше крыши, ну, прибавится ещё одна, справимся…

После того как Роми уснул, мы собрались на кухне. Настроение у всех было подавленное, но взглянув, как «младший» уверенно роется в поисках съестного в практически пустом холодильнике, я заказал еду на дом. Через полчаса мы с Дани смотрели на уминающего за обе щёки Мику и завидовали его здоровому аппетиту. Мне в это время даже маленький кусочек не полез бы в горло.

Дани тоже не прикасался к еде, нервно крутя в руках части пустой упаковки. Я попытался уговорить его поесть, но он только покачал головой. Потом внезапно вызвал огонь и, подбросив коробки в воздух, сжёг их. Представление понравилось только Мике, который одобрительно прочавкал:

«Круто! А ещё что-нибудь умеешь кроме этого?» ― и засмеялся, чуть не подавившись.

Я похлопал его по спине и с упрёком взглянул на Дани, выпустившего когти:

«Перестаньте, ребята! И так день ужасный, сил нет, и в груди опять почему-то болит. Ты же только что меня вылечил, Дани, что об этом думаешь?»

― А почему я, по-твоему, злюсь, Феникс? Ну уж точно не из-за твоей лживой подружки и её странного отца. Эти бесконечные приступы меня пугают… Ты же у нас никогда не жаловался на здоровье, а теперь, того и гляди ― будет инфаркт. И я догадываюсь, в чём дело…

― И что же со мной не так? ― я приготовился к знакомым упрёкам в легкомыслии и глупости, но услышал совсем другое, здорово меня напугавшее.

― Неужели сам не догадался, птенчик? А стоило бы. Это тебе намёк, что нельзя давать магические клятвы, а потом их игнорировать. Объясняю для дурачков, ― и Дани выразительно посмотрел на нас с Микой, ― демон взял с тебя клятву убить Мику, а ты её не выполнил. И, так понимаю, не собираешься. Это расплата за нарушение данного тобой слова. Тебя ждёт смерть, мой любимый птенчик, если в ближайшее время не покончишь с собственным братом.

Я потрясённо откинулся на спинку стула. Мика отложил в сторону недоеденную пиццу и уронил голову на сложенные на столе руки. А потом резко вскочил на ноги, в его глазах блестели слёзы.

― Говорил же тебе, Феникс, ― не жалей, убей меня, но ты не слушал. Почему не сказал мне о клятве, и, знаешь, я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Можешь убить меня прямо сейчас, мне не нужно к этому готовиться, сопротивляться не буду.

Я подскочил как ужаленный и, неожиданно для самого себя, дал Мике затрещину. А потом испуганно смотрел на свою руку, заливаясь краской стыда. Обнял братишку и прижал к себе.

― Прости, Мика, но, пожалуйста, никогда больше не говори такие глупости. Ешь лучше пиццу, пока не остыла. Уверен, мы вместе что-нибудь придумаем.

Мика оттолкнул меня, встал и отошёл к окну, делая вид, что происходящее там увлекает его больше, чем мои слова. Я чувствовал себя ужасно. Дани немного помолчал, не спеша встал и, схватившись за столешницу, внезапно опрокинул массивный стол. Я едва успел отскочить.